Амальтея (сборник)
Шрифт:
Обречена на гибель и прекрасная девушка Линн: именно ей доверен контакт с Васенковым, доставленным на Планету Энн.
Васенков недоумевает: почему Линн не отгородится от него полем биозащиты — это исключило бы возможность заражения.
“Линн тихо вздохнула.
— Не спрашивайте меня.
— Это что, секрет?
— Не сердитесь… Хорошо, я объясню. Поле биозащиты изолирует полностью. Я перестаю чувствовать вас, а мне это важно. Не просто уловить вашу мысль, а ее возникновение, ее развитие. Я тогда лучше понимаю вас… — Помолчав, она добавила убежденно: — Мне очень нужно верно понять вас”.
За возможность лучше узнать землян Линн уплатила
Может быть, Линн заблуждалась? Нет, ее позицию всецело одобрил и Верховный Сумматор: он знал, какая опасность грозит Линн — бесконечно дорогому для него человеку. Но и самый мудрый человек Планеты Энн не счел ТАКУЮ плату за доверие слишком большой.
Не выглядят ли в рассказах М.Михеева чересчур идиллическими мысли о слиянии двух человечеств? (Пусть и непривычно употреблять это слово во множественном числе, но космическая эра настоятельно подталкивает к такому решению).
По-моему, нет. Так напряженно развивается действие, так “густо” написан быт — и нехитрый быт сибиряка Васенкова, встретившегося на берегу Оби со своей Аней, и поражающий непривычностью быт на Планете Энн, где оказался Васенков, так много трагического в сюжетных поворотах рассказа, что упрека в идилличности я бы не предъявил.
Мысль не только о желательности, но и о неизбежности союза двух человечеств нетрадиционна, возможно, спорна, но подкупает своей гуманностью, попросту говоря, своей добротой. А в наши дни писатели, искренне верующие в доброту, проповедующие ее в художественном творчестве, а не в декларациях “на публику”, встречаются не слишком часто. Тем дороже встреча с одним из них.
Полемичен М.Михеев и в своих представлениях о технике будущего. Уже шел разговор о традиционной для фантастов теме противопоставления человека и техники. Вспомним, с какой душевной теплотой в очерке “Дорога ведет на перевал” М.Михеев писал о своем “Москвиче”, которого воспринимал, как живое существо. Этот мотив писатель продолжил на новом материале, в своих рассказах выступая апологетом техники, которую хочется назвать человечной.
Стоит лишь перечитать рассказы “Алешкин и ТУБ”, “Школьный уборщик”, “Сделано людьми”, “Пустая комната” — очень разные по сюжетам, по жанру (среди них есть и лирические, и драматические, и явно юмористические), чтобы убедиться — автор не просто высоко ценит роботов (именно роботы — важные действующие лица этих рассказов), но прямо-таки влюблен в них, восхищен не только их способностями, но и заложенной в них человеком добротой. Если в произведениях многих фантастов поединок человека с роботом — достаточно распространенный сюжет, то у М.Михеева нет даже намека на подобную ситуацию. Зато есть изобилие противоположных примеров — когда роботы спасают людей.
Более того, в рассказе “Сделано людьми” роботы — КВОМы, т. е. кибернетические высокоорганизованные машины, буквально избавляют человечество от гибели: они доставили выживших после космической катастрофы людей на другую планету.
КВОМы совершают и еще одно, очень важное, дело — вопреки всем невообразимым тяготам долгого пути, когда вся энергия их аккумуляторов была израсходована, они — если бы речь шла о людях, следовало бы сказать “из последних сил” — спасают контейнер, в котором хранилась история Планеты, покинутой ими. “Опыт жизни миллиардов людей за многие сотни поколений. Это перечень войн и тяжелых общественных катастроф… КВОМы плохо разбирались в их причинах. Они не понимали истории,
Не правда ли, на редкость современно, по-сегодняшнему звучат эти строки, когда мы спохватились, что долгие годы были отлучены от истории своей страны? Об этом М.Михеев писал в 1966 году. И задачу сохранения истории он возложил тоже на роботов.
Да, порой михеевские роботы делают больше, чем просто спасают жизни людей. В рассказе “Школьный уборщик” ТУБ — “типовой универсальный биотокового программирования робот” — сохраняет человечность и достоинство, прощает человеку зло, которое он сознательно или неосознанно причинил ТУБу.
Полемизируя таким образом с традиционным освещением темы “человек — машина”, писатель продолжает линию, берущую начало от почти одушевленного “Москвича” из очерка “Дорога ведет на перевал”.
Писатель настойчиво исследует еще одну грань проблемы — он размышляет о роли науки в жизни общества, о том, какие обязанности налагает наука на людей, которые занимаются ею — на ученых.
Уже упоминавшийся рассказ “Бактерия Тима Маркина” — один из наиболее показательных в этом плане.
Хотя Тим Маркин лишь случайно не стал виновником гибели всего живого на Земле, М. Михеев сразу исключает злоумышленность его действий. Больше того — “микробиологию, — утверждает рассказчик (а он — однокашник Тима по институту), — он знал куда лучше любого из нас”.
“— Вы очень способный юноша, Маркин, — сказал профессор Янков, — больше того, у меня никогда еще не было студента, который умел бы крутить ручки у микроскопа лучше, чем это делаете вы”.
И все же профессор сомневается — стоило ли Маркину браться за изучение медицины. Профессор очень лаконично, но с исчерпывающей ясностью мотивирует свой вывод: “Медику одного любопытства мало. Глядя в микроскоп, он должен видеть не только микробов, но за ними и страдающее человечество. А вот этого страдающего человечества вы, как мне кажется, не видите. Не хотите видеть”.
Рассказчик, размышляя о спасительной роли общепринятых правил поведения, считает, что они так же необходимы, как правила уличного движения, при всей условности тех и других. “Все эти условности, — замечает рассказчик, — воспитываются в нас с детства и привычным кодом укладыватся в сознании.
У Тима Маркина такого кода не было.
Не потому, что он правила отрицал. Он о них просто не думал. Он вообще мало думал о вещах, которые не мог сунуть под микроскоп”.
Под “обычным кодом” рассказчик подразумевает, конечно же, нравственные правила. Их отсутствие означает выключение человека из общественных связей. И всем ходом событий автор подтверждает: если любой человек не должен ставить себя вне общества, то тем более это относится к ученому.
Увидев банку с новой культурой бактерий, рассказчик спрашивает Маркина:
“— За каким дьяволом ты ее вывел? Зачем она тебе понадобилась?
— Зачем? — удивился Тим. — Да ни за чем. Просто занялся, от нечего делать… Занятная получилась бактерия?”
Есть расхожее выражение — “любопытство не порок, хотя и недостаток”.
Оказывается, любопытство, если оно становится единственным побудительным стимулом деятельности ученого, может из разряда простительных человеческих слабостей переместиться в графу тягчайших преступлений.