Аманда

Июль, 1975 год

Гром раскатывался по небу, отдаваясь гулким эхом в дальних уголках гор, как всегда бывает, когда гроза начинается теплым летним вечером. Дождь, подгоняемый сильными порывами ветра, яростно барабанил в окна большого дома. Посередине спальни, вся дрожа, стояла девятилетняя девочка. Мокрая ночная рубашка прилипла к ее худенькому телу.

— Мама…

— Ш-ш-ш! Нe шуми, малышка. Стой тихонько и жди меня.

Ее часто называли малышкой. И мама, и папа, и дедушка. Она досталась им так тяжело. Поэтому ее

холили, лелеяли и обожали. Поэтому и назвали Амандой 1 . Так объяснял ей отец. Ей дали это имя, потому что она чудо и создана для любви, говорил он.

Однако сейчас привычная уверенность в том, что ее все любят, ушла, остался лишь страх, и особенно ее пугал звук материнского голоса, такого непривычно тонкого, дрожащего. В нем звучало отчаяние. Большие серые глаза девочки неотрывно следили за матерью, словно та оставалась последней хрупкой драгоценной ниточкой, связывавшей ее с прежней счастливой жизнью.

— Мама, куда мы поедем?

— Подальше отсюда, малышка. Как можно дальше.

Темная спальня освещалась лишь яростными всполохами молнии. Не решаясь зажечь свет, Кристин Далтон лихорадочно засовывала вещи в холщовую дорожную сумку. Она так торопилась, что ей казалось, будто она вот-вот задохнется от напряжения.

Места в сумке почти не осталось, но она все-таки умудрилась впихнуть туда свои дневники. Просто для того, чтобы унести с собой частицу рухнувшей жизни, жизни вместе с Брайаном. О Господи, Брайан… Кристин схватила пригоршню драгоценностей из шкатулки на туалетном столике, бросила в сумку. Ощутила вкус крови — оказывается, она, сама того не замечая, до крови прикусила губу, чтобы не закричать. Но на сожаления нет времени. Нет времени ни на что. Ей надо как можно скорее увезти Аманду из этого дома.

— Подожди меня здесь, — приказала она.

— Нет! Ну пожалуйста, мамочка…

— Ш-ш-ш! Ну хорошо, Аманда, пойдем со мной, только тихо.

Они прошли через холл в детскую. Кристин впотьмах достала кое-какую одежду дочери, запихнула в сумку. Помогла притихшей Аманде переодеться в сухое — майку и вылинявшие джинсы, схватила девочку за руку, и они на цыпочках выскользнули из комнаты.

На лестничной площадке Аманда неожиданно попыталась вырвать руку.

— Нет, я не могу…

— Ш-ш-ш, Аманда!

Аманда заговорила отчаянным шепотом:

— Мамочка, ну пожалуйста… я должна… я не могу это здесь оставить. Я быстро, мамочка…

Кристин не могла понять, что же такого ценного для дочери осталось здесь, однако тащить ее по лестнице силой в таком состоянии не хотела. Девочка и так на грани истерики.

— Хорошо, только быстро. И тихо.

Бесшумно, как тень, Аманда метнулась обратно через холл в свою комнату и снова появилась через несколько минут, на ходу засовывая что-то в карман джинсов. Кристин не стала тратить время на выяснения, что же представляло для дочери такую ценность. Снова крепко взяла ее за руку и повела вниз по лестнице.

Дедушкины часы на лестничной площадке зажужжали и пробили два часа ночи. Обе они так

привыкли к этому звуку, что не обратили на него внимания и даже не остановились.

Они вышли на широкое крыльцо, мокрое от дождя. Аманда пригнула голову, крепче прижалась к матери, и они побежали к машине, стоявшей в нескольких ярдах. За эти несколько шагов Аманда снова вся промокла. Ночь была теплая, но девочку била дрожь.

Кристин возилась с ключами казалось, бесконечно долго. Наконец мотор кашлянул, свет фар пронзил темноту и завесу дождя, осветил подъездную дорожку, усыпанную гравием, и машина тронулась. Аманда обернулась назад… и у нее перехватило дыхание: позади, между домом и конюшнями, запрыгал огонек. Как будто кто-то бежал от дома с фонарем в руке… Бежал за ними.

Аманда поспешно отвернулась и стала смотреть вперед, растирая замерзшие руки. Начало болеть горло.

— Мама! Мы не вернемся сюда? Никогда-никогда?

Слезы катились по щекам Кристин, почти слепя ее.

— Нет, Аманда. Мы никогда не вернемся.

Конец мая, 1995 год

— Остановите машину.

Это прозвучало скорее как просьба, чем приказ. Уокер Мак-Леллан медленно свернул на дорогу, покрытую черным гудроном, и остановил машину.

— Нервы сдали? — спросил он подчеркнуто бесстрастно, как и полагалось юристу.

Она не ответила, открыла дверцу и вышла. Быстро прошла несколько ярдов по дороге, перепрыгнула через кювет и подошла к забору, за которым расстилалось пастбище с сочной высокой травой.

Уокер наблюдал за ней. Вот она пролезла через дырку в заборе, прошла примерно тридцать ярдов, поднялась на холм и остановилась. Уокер знал, что с того места хорошо виден дом. Но откуда она это знает?

Через несколько минут он выключил мотор и вышел из машины, захватив с собой ключи: конечно, здесь, в частных владениях Далтонов, машину не должны угнать и даже пальцем не тронут, однако годы, прожитые в Атланте, научили его особенно не полагаться на порядочность местных жителей. Ну и конечно, профессия адвоката тоже отучила доверять кому бы то ни было.

— Люди всегда будут пытаться вас обмануть, — говорил его любимый профессор в университете, — все без исключения. Клиенты, полицейские, даже заправщик на бензоколонке. Даже те, кому совершенно нечего скрывать, все равно будут лгать вам. К этому придется привыкать. И к этому надо всегда быть готовым. Считайте, что вас обманывают, до тех пор, пока не получите доказательств обратного. А потом еще раз перепроверьте эти доказательства.

С тех пор он и живет по этому принципу. Уокер легко перепрыгнул через забор. Не стал пролезать в дырку, как это сделала она.

— Как вы узнали, что отсюда можно увидеть дом?

Она искоса взглянула на него своими дымчато-серыми глазами, в которых невозможно было ничего прочесть. По-видимому, его небрежный тон нисколько не обманул ее.

— А вы, как я вижу, абсолютно не сомневаетесь в том, что я самозванка?

— Напротив. Если бы я в этом не сомневался, вас бы здесь сейчас не было.

Она устремила взгляд вдаль, к огромному дому, стоявшему примерно в миле от них.

— И тем не менее вы не верите, что я Аманда Далтон.