Аманда
Шрифт:
— Прекрасное объяснение. Простое и в то же время исчерпывающее. А главное, вполне правдоподобное. Держу пари, если я сейчас спрошу Хелен Чэнтри, она скажет, что с медицинской точки зрения это вполне возможно.
Аманда с трудом боролась с искушением оттолкнуть его. О, как она его ненавидела! Ненавидела его манеру говорить, его жалящие слова, его насмешливый, издевательский взгляд.
— Это все правда.
— Да вы не узнаете правду, даже если столкнетесь с ней лицом к лицу.
Горячая пульсирующая боль обожгла голову,
Музыка смолкла. Аманда поспешно и не слишком грациозно оторвалась от Уокера, больше не заботясь о том, что подумают окружающие. Вернулась к столику, где ждала тарелка с пирогами. Если он сейчас подойдет, она швырнет в него куском пирога.
Он подошел чуть позже, с бокалами вина в руках.
— Нет, благодарю вас, я не пью, — проговорила Аманда.
Она в это время пробовала клубничный пирог, который оказался очень вкусным. Пирог с ежевикой был еще вкуснее, а пирог с крыжовником — просто восхитительный.
— Хотите сохранить ясную голову? — с той же ненавистной насмешкой спросил Уокер и уселся на стул рядом с ней с видом человека, который не собирается никуда уходить.
— Можно сказать и так.
А вот Эми Блисс лучше заняться чем-нибудь другим, решила Аманда. Ее пирог с малиной никуда не годится. Конечно, говорить ей этого нельзя. Что же сказать в таком случае? Что корка слишком сухая?
— Аманда, хватит вам щипать этот пирог. Взгляните на меня.
— Я не щиплю, я пробую.
По крайней мере он назвал ее по имени. Каких трудов стоило этого добиться. Можно подумать, его за это четвертуют или вздернут на дыбе.
Снова появилась пульсирующая боль чуть повыше глаз. Теперь она разливалась по всему телу. Язык как будто онемел. К горлу подступала тошнота. О Господи! Может быть, это от пирога Эми Блисс? Хуже ничего не придумаешь.
— Аманда…
Она резко встала, взяла тарелку, понесла ее к десертному столу. Тошнота усиливалась, закружилась голова. Она как-то умудрилась сделать последние два шага и со стуком поставила тарелку на стол. Отступила к кустам азалий.
Надо поскорее уйти от этих людей. И надо за что-нибудь ухватиться, потому что ноги ее совсем не держат. Ноги дрожали и отказывались идти туда, куда она им приказывала.
— Аманда…
Густой туман застилал глаза. Дрожь прошла по всему телу. Аманда испугалась. Так еще никогда не было. Язык и горло онемели, подступил мощный приступ тошноты. Аманда со стоном согнулась, и ее вырвало на кусты азалий.
Сильные руки держали ее за плечи все время, пока ее рвало. Когда она наконец освободилась от всей пищи, которую втолкнула в себя за этот вечер, Уокер помог ей подняться. Она прислонилась к нему спиной, почувствовала на лбу его руку, мягкую и восхитительно прохладную.
Вокруг
— О Боже… — прошептала она.
— Все в порядке, — спокойно произнес Уокер. — Просто вы переели. Слишком много всего, включая меня.
Он легонько коснулся рукой ее щеки. Аманду охватила паника. Ощущение было такое, что его рука коснулась чьей-то чужой щеки, не ее собственной. Ее лицо словно онемело. В глазах все еще стоял туман. Дышать становилось все труднее.
— Уокер, я…
Острая боль пронзила грудь. Аманда вскрикнула.
— Аманда!
Она не могла ответить. С ней происходило что-то ужасное, и она ничего не могла с этим поделать. Несколько мгновений смотрела Уокеру в глаза, как бы пытаясь сообщить что-то необыкновенно важное.
А потом все вокруг заволокло туманом. Силы оставили ее. Страшная тяжесть навалилась на грудь. Каждый вдох давался с огромным трудом, и наконец наступили полная темнота и холод, словно вены заполнились ледяной водой вместо крови.
— В чем дело?
— Не знаю… Черт побери! Хелен…
— У нее дыхание затруднено. Держите ей голову повыше. Мэгги, принесите мою сумку. Спасибо. Пульс очень слабый и замедленный. Подождите, сейчас я… О Господи, давление падает так стремительно…
— Сделайте же что-нибудь!
— Давайте внесем ее в дом. Быстрее.
Аманда едва сознавала, что происходит вокруг. Люди… Голоса… Она слышала приглушенные звуки обычно громового голоса Джесса, властного, как всегда. Слышала, каким резким стал ленивый бархатистый голос Уокера. Узнала голос Хелен.
Она закоченела так, что, казалось, никогда больше не сможет согреться. Больно было дышать. С ней проделывали всякие неприятные вещи, и она не могла их остановить: не было ни сил, ни голоса. Ее кололи иголками, лили в горло какую-то отвратительную жидкость. Снова началась рвота. Она попыталась что-то сказать, в отчаянии от своей беспомощности. Чьи-то голоса успокаивали ее. Голоса Мэгги, Кейт и все время голос Джесса. Ей казалось, что она узнает голос Уокера, хотя он звучал по-иному, чем всегда. Голос Хелен, уговаривавшей ее, что все будет хорошо. Чьи-то незнакомые голоса…
Ну почему они не оставят ее одну! Почему не дают ей спокойно умереть…
— Наверное, лучше впустить их сюда. Иначе, боюсь, они разнесут двери.
— Но, доктор…
— Я беру это на себя. Они все равно не успокоятся, пока не увидят ее.
Стало немного теплее, и тяжесть, давящая на грудь, ослабла. Она начала приходить в себя. Понемногу исчезал панический страх, что собственное тело ей не подчиняется. Боль тоже постепенно прошла. И сердце больше не грохотало, и комната уже не кружилась. Теперь она ощущала лишь страшную слабость, усталость и сонливость.