Амарант
Шрифт:
— Потерпи, милая. Дай им ещё немного времени.
— Елена, — раздался снизу голос Лико, и я повернулась к нему.
Парень отстранился от Армана, буквально вырвавшись из его объятий, чуть снова не упав вниз. Немного шатаясь, сутулясь от напряжения, он запрокинул голову, довольно ясными глазами посмотрел, будто любуясь.
— Ты стала настоящей волчицей, не так ли? — устало заговорил он. — А я так и не смог принять это. Не смог, хотя очень старался стать достойным тебя. Стать достойным вас обоих, — он повернулся к Арману, нахмурившему брови. — Прости, что подвёл тебя. Без
Я хотела заговорить с ним. Хотела задать сотни вопросов, как это сделал Арман, попытавшийся приблизиться к Лико, но тот отошёл в сторону, сохраняя прежнее расстояние.
— Елена! Я знаю, что… может не сейчас, но когда-нибудь, ты освободишься от него. И тебе будет очень больно. Так больно, что ты захочешь спрятаться от этой боли в своей волчье стороне. Заклинаю тебя, не делай этого. Боль ничто по сравнению с тем, что ждёт на той стороне. Останься человеком. Найди маяк, что удержит тебя среди людей. Живи, Елена, просто живи!
— Что он такое говорит? — удивился Кай, а затем обратился к нему напрямую. — Хватит дурацких речей! Деритесь наконец!
Лико опустил голову вниз, вздохнул несколько раз, проводя пальцами по лицу. И вытянулся как по струнке, бросив на меня последний горький взгляд.
И когтём перерезал себе горло.
***
Нет.
Я только качнулась. Больше ничего себе не позволила сделать. Ничего. Даже пальцы не сжала. Ни крика. Ни звука. Ничего. Даже мысль не впустила в себя. Это просто фильм. Кино за стеклом. Не по-настоящему. Я в фильме. Я актриса. Я должна доиграть свою роль. Должна исполнить это. Я должна. Должна. Должна. Иначе будет очень больно. Даже крошечная мысль способна убить меня. Она уже действует, мне нужно опередить её.
— Потрясающе! — закричала, хлопая в ладоши и показывая Каю сияющее от счастья лицо.
Только не сорвись.
— Кай, это самое волнительное из всего, что ты устраивал для меня!
Улыбайся, чёрт бы тебя подрал, или умрёшь!
Я бросаюсь к совершенно потрясённому Каю, как истукан, замершему на месте, не в силах отвести взгляд от картинки, разворачивающейся внизу.
Только не смотри вниз. Не смотри вниз. Не слушай. Выключи слух. Нельзя. Нельзя.
— Я рад угодить тебе, любимая, — отвечает он, приходя в себя, сжимая в объятиях, но сразу отстраняясь, обхватывая моё довольное лицо, очень пристально всматриваясь в глаза, пытаясь увидеть хотя бы намёк на боль.
Я тянусь к его губам, но он отходит назад.
— Почему ты так холоден со мной?
Я не обращаю внимания на крики, доносящиеся снизу. Шум, грохот и невыносимую боль другого человека. Это несущественно.
— Что не так, Кай? Это из-за них? Да мне плевать! Хочешь, я убью Армана? Или… давай всё-таки устроим спарринг? Возьмём Артёма или ещё кого-нибудь? Когда там полнолуние? Ты же хотел этого? Просто скажи, что ты хочешь и я сделаю это!
— Уходим, — устало заговорил Кай, беря за руку и уводя из комнаты под несмолкающий крик Армана.
Он вывел в
Жёстко развернув, впился в губы, срывая поцелуй и вновь отталкивая. На глаза выступили слёзы. Он плакал, глядя на меня.
— Что я наделал, — прошептал он, неотрывно разглядывая, будто видя перед собой чудовище. — Ты ведь не чувствуешь, да? Ничего не чувствуешь?!
— Что ты такое говоришь, милый? Я люблю тебя! — отвечаю осторожно, почти испуганно глядя на него. — Больше жизни! Я всё сделаю для тебя! Я готова на всё!
— Стань нормальной! — процедил он. — Елена, я приказываю тебе стать нормальной! — закричал он изо всех сил.
— Я не понимаю, — едва сдерживаю слёзы. — Кай, что ты хочешь, чтобы я сделала? Ты ведь вернул меня, подарил счастье… Я ведь теперь нормальная? Вновь вижу этот мир таким цельным! Больше нет страха. Нет боли. Ну… — я облизнула губы. — Той боли… Ты вернул всё, что я разрушила! Кай, как мне сказать тебе, как я счастлива?
Я видела, как в нём борются две сущности. Правда и ложь. Правда говорила, что он натворил, что за фасадом больше нет личности, только зеркало желаний, что с этим нужно что-то сделать. А ложь приказывала принять всё как есть.
Он подошёл ко мне, провёл пальцами по лицу, смахивая лживые слёзы. Вновь с нежностью касаясь шрама. Он выглядел таким умиротворённым, видя на моём лице любовь.
— Всё это неважно, — как бы отвечая своим мыслям, заговорил он. — Главное — это ты со мной.
Кай прижимает к себе и целует в губы долгим, очень долгим поцелуем. И я отвечаю со всей возможной страстностью.
Он не чувствует, как я высвобождаю правую руку, отводя назад. Не слышит, как хрустят мои кости, трансформируя ладонь в когтистую лапу. Он так погружён в своё счастье, что даже не сразу почувствовал, как моя рука прошла насквозь грудную клетку, вынося сердце.
У него было всего несколько секунд, которые он потратил на один-единственный прощальный взгляд, в котором читалась свобода.
Тело упало с грузным тяжёлым звуком, и над комплексом пронёсся оглушительный дичайший вой из десяток волчьих глоток. Они все почувствовали, что происходит. И, как в насмешку, зазвучала сирена тревоги. Та же самая, что звучала в ту ночь, когда на комплекс напали в прошлый раз.
Что я почувствовала? Будто что-то открылось во мне. Потайная дверь. Я смотрю на свои руки — одна красная, другая белая, и соединяю, перемешиваю, размазывая следы своего преступления. Я стала убийцей. Я оборвала жизнь.
А сирена не унималась, как и крики.
Я не смотрю на тело, запрещаю даже оборачиваться. Там не осталось жизни. Нет сердца, ничего нет. Вытираю кровь покрывалом, обтирая взмокшее лицо, и выхожу из комнаты. Я точно знаю, куда идти, хоть никогда там и не была. Я чувствую, где он находится.
По дороге встречаются скорченные тела последователей Кая. Я проходила через это. Боль от разрыва невероятно, невозможно сильна. Словно оторвали часть души и на этом месте зияющая прореха.