Амазонка пустыни
Шрифт:
Стало светать. Они все спускались. Ехали они по руслу едва приметного ручейка, струившегося по широ-кому старому руслу. В горах это русло было каменистое, здесь, внизу, оно стало песчаным и глубоко врылось в почву. В мутном сумраке начинающегося рассвета ста-ли видны крутые стены песчаных осыпей, бывшие по обе-им сторонам русла. Берега поросли кустарником, кое-где торчали и корявые джигды, и карагачи, на ветвях кото-рых большими светло-зелеными шарами, покрытыми мелкими белыми ягодками, нависли омелы.
Взошло солнце. Стало жарко, и по совету Ивана Павловича Фанни сняла полушубок. Пряный аромат вечноцветущих маленьких, низких, лиловых
Иван Павлович слез с лошади, примеру его последо-вали Фанни и Воробьев. Лошадей завели в пещеру и при-вязали там к корням.
— Здесь отдохнем. Напьемся чаю и закусим, — пред-ложил Иван Павлович.
Они с Воробьевым набрали сухой травы и камыша и вскипятили воду.
— Ну, как, Фанни, идем дальше? — спросил Иван Павлович, когда утренний завтрак был окончен.
— С удовольствием. Я готова.
— Пожалуйте за мной.
Лошади и Воробьев остались в пещере, а они пошли вдвоем по руслу. Фанни стало занимать это новое при-ключение.
Когда они прошли шагов двести, они увидали, что справа в это русло входил другой проток. Иван Павлович свернул в него. Этот проток повернул почти параллельно первому и стал подниматься очень круто на отрог горы. Русло стало таким узким, что пришлось идти по одному. Берега были каменистые, и, наконец Иван Павлович и Фанни вошли в узкий блестящий коридор, выложенный громадными, правильной прямоугольной формы крис-таллами белого кварца.
Здесь Иван Павлович остановился. Они стояли в ес-тественной или искусственной шахте, пробитой или во-дой, или льдами, или человеческими руками в породе. Шахта углублялась в землю саженей на пять, и свет мут-но проливался в нее сквозь узкую щель, заросшую кустар-ником и травами.
— Смотрите, Фанни, — сказал Иван Павлович и, вынув из сумки молоток, ударил им несколько раз по стене коридора. Блестящие куски кварца отскакивали прямыми плоскостями, гладкие и белые, как снег, и па-дали к их ногам. За ними в породе показалась тонкая, как проволока, золотая жилка. Она вливалась в углубление и образовала маленький желвачок величиной с горо-шину.
— Что это? — не веря своим глазам, воскликнула Фанни.
— Это золото. Золотая жила и самородки. — Не может быть.
— Вы видите сами.
— Дядя Ваня! Это ваше… Ваше золото!!
— Пока не мое. Оно китайское. Оно находится на ки-тайской земле. Вот почему нужно было так таинственно ехать, чтобы никто не пошел по нашим следам, чтобы никто его не открыл, кроме нас.
— Но оно будет наше?
— Оно может быть нашим, если вы согласитесь стать моим компаньоном.
— Я вас не понимаю.
— Я был вчера в Суйдуне у тамошнего фудутуна. Это его земля. Я выторговал весь этот участок со всеми недрами, и он согласился его продать. Но он просил шесть тысяч…
— Да ведь это даром. Тут сотни тысяч рублей.
— Да, это даром. Но я не могу купить этого участка.
— Почему?
— Очень просто. У меня нет шести тысяч.
— Да я вам дам эти деньги, — быстро воскликнула Фанни.
— Так много и не нужно. У меня накоплено три ты-сячи.
— А три тысячи я дам. — И будете моим компаньоном? — И буду вашим компаньоном. — По рукам.
— По рукам! — она восторженно протянула ему обе свои крошечные
Всю дорогу назад они болтали и строили планы. О, это не так просто и не так скоро. Бумаги пойдут в Пекин, из Пекина в Суйдун — пройдет два-три месяца, пока явится возможность застолбить участок и поставить ох-рану. Но что значат эти месяцы! Впереди открывалась большая золотоносная жила, и кто знает, какое неисчер-паемое богатство она сулила.
Чтобы незаметно переехать границу, дожидались сумерек и в темноте ненастной ночи поднимались по кру-чам к Кольджатскому посту и только в первом часу при-ехали домой.
Но как же хорошо показалось зато дома! В теплой комнате был приготовлен, по распоряжению Ивана Пав-ловича, Запеваловым ужин, внесен был весело шумящий самовар, ярко горела лампа, и было тепло и уютно.
После ужина Фанни спросила Ивана Павловича:
— Ну, расскажите мне, дядя Ваня, как же вы нашли это место. Кто указал вам эту жилу?
— Один совершенно не известный мне покойник. Один мертвец, — ответил Иван Павлович и, видя недо-умение в глазах Фанни, добавил: — Да, милая Фанни, это совершенно особое приключение и, если вы позволите, я расскажу его вам подробно.
Иван Павлович прошел в свою спальню, открыл ключом сундук и принес небольшую синюю бумажную папку, из которой достал сверток бумаг. После этого он подлил в свою чашку порядочную порцию рома и начал рассказ.
XXXIV
— Это было два года тому назад. Я охотился поздней осенью на фазанов на восточных склонах Кольджатско-го хребта. Охота была неудачная. Взлетывали всё курицы, петухов не было. Куриц я никогда не бью, даже и в этой стране, где фазанов хоть отбавляй, и я подвигался по густой заросли сухих трав между громадных метелок старо-го камыша, закрытый ими с головой. Передо мной был тесный переплет тонких стволов, сухих шелестящих лис-тьев, внизу была цепкая трава, опутывавшая мои ноги, и над головой кое-где проблескивало небо.
Вдруг яркий белый предмет сверкнул между травами в самой гуще. Я невольно посмотрел на него. Это был че-ловеческий череп. Явление обыкновенное в пустыне, где люди часто гибнут в борьбе друг с другом, с хищным зве-рем или с природой. Судя по тому, что череп был весь выбелен солнцем и дождями и лежал, как гипсовый, — это был очень старый череп, пролежавший здесь не один десяток лет. Я подошел ближе и увидал, что в траве поко-ились останки и всего человека. Правда, звери и время расхитили часть костей, но кости бедра, голени, часть ребер и несколько позвонков валялись тут же. Печальное зрелище того, что было когда-то человеком, навело меня на грустные размышления, и я остановился над ним. У че-репа была благородная форма, и я, хотя и плохой физио-лог и френолог, понял, что это череп европейца, а не ази-ата. Я поднял его и посмотрел. Все зубы были целы, и по ним можно было догадаться, что это был человек, пол-ный силы, крепкий, молодой, обладавший, должно быть, хорошим аппетитом. Я положил его опять на землю. По-том что-то кольнуло меня, и я решил похоронить его и оставшиеся кости в земле. Ножом и руками я стал выкапы-вать в песке для этого яму. Когда я окончил свою работу и в молитвенном и грустном раздумье о бренности человеческой жизни сидел на корточках в траве, небольшой темный предмет, лежавший неподалеку, привлек мое вни-мание. Если череп был до некоторой степени предметом обычным для пустыни, то предмет, замеченный мною, был необычен.