Амазонка пустыни
Шрифт:
— А что же, — сказала она спокойно, — и правда, поедем. Надо же нам на людей посмотреть… Только, Дядя Ваня, возьмите моего Пегаса, очень прошу вас.
— Вам совестно меня видеть на Красавчике? Фанни вспыхнула:
— Нет. Я на это права не имею… Но мне хочется. Я вас так прошу…
Мог ли он ей отказать? Да, месяц тому назад, когда он резонился с мальчишкой-шалуном, когда он чувство-вал себя так им стесненным, но теперь…
И за два дня до байги они поехали. Она вычистила и починила свой армячок, тщательно подвила волосы и в лихо заломленной шапке была прелестна. Он тоже приоделся и на оригинальном своими пежинами Пегасе выглядел молодцом. Царанка, Запевалов и два казака
На байгу в Каркаре съехалось около шести тысяч киргизов, цвет русского общества Пржевальска и Джар-кента, и все верхом.
В день байги пологие скаты гор над широкой доли-ной с поеденной стадами низкой травой, еще зеленой и цветущей мелкими осенними цветами с печальными бе-лыми, бледно-розовыми и лиловыми мальвами, торчащи-ми у дороги, у ручья, у забора станции, были покрыты гу-стой толпой всадников.
В пестром ковре халатов и цветных малахаев кирги-зов на маленьких лошадках всех мастей и отмастков, шу-мевших гортанными голосами, резкой чертой выделялся конвой генерала, подобранный на одинаковых гнедых лошадях. Люди были молодец к молодцу, в черных мун-дирах и черных папахах. Алая полоса погон резко про-черчивалась на пестром поле киргизских одеяний. Значок красный с синим обводом тихо реял в воздухе. Впереди конвоя стояла группа наиболее почетных конных гостей с генералом Кондоровым во главе.
Генерал Кондоров, среднего роста, довольно пол-ный старик с седыми усами и маленькой седой бород-кой, с георгиевским крестом на груди, в шашке, украшенной серебром, сидел на прекрасном белом арабе. Он был окружен дамами. Справа от него была Перву-хина, худощавая брюнетка с выразительным, тонким, умным лицом. В черном фетровом треухе на гладкой английской охотничьей прическе, в черной жакетке поверх блузки с мужским галстуком и в прекрасно си-дящей черной разрезной амазонке, она сидела на анг-лийском седле. Ее лошадь, большая, кровная, бурая, отливающая золотом кобыла, была отлично собрана на мундштуке.
Фанни должна была сознаться, что она позавидова-ла ей. Позавидовала лошади, стилю одежды, умению си-деть и осанистой посадке ее. Она подумала: «Такой долж-на быть женщина на лошади. Такой буду я, когда стану женщиной».
Фанни вообразила себя, какая она рядом с генера-лом. Она стояла по левую руку его. На маленьком Аксае, на высоком казачьем седле с богатым калмыцким набо-ром, в сереньком армячке, туго подтянутом ремешком с кинжалом, с плеткой на темляке через плечо и в кабар-динской шапке на вьющихся волосах. Мальчишка, и только! Почуяла молодую грудь, нервно и часто подни-мавшуюся и уже заметную под армячком. Поняла, что будет же и она женщиной. Поняла, задумалась и улыбну-лась сама себе счастливой улыбкой. «Тогда, — подумала она, — буду такая, как «командирша».
Лихая наездница Пеговская была тоже в амазонке, резко обрисовывавшей красивые формы ее полного тела. Она сидела на прекрасном гнедом англотекинце, и с нею был ее муж на чистокровном английском жереб-це. Первухин, длинный, нескладный, озабоченный чем-то, подъехал к Фанни на великолепной шестивершковой золотисто-рыжей кобыле в сопровождении адъютанта и хорунжего Аничкова. Оба офицера были на прекрас-ных лошадях.
Большие, кровные, нервные лошади, грациозно сту-павшие по траве, едва касаясь копытами земли, стоявшие, круто подогнув изящные головы с маленькими ушами, и поводившие дивными, полными гордого ума глазами, косясь на массу лошадей кругом — щегольство их убран-ства, стиль седловки и посадка всадников восхищало и раздражало Фанни. Ничего она так не любила, как ло-шадей. Она чувствовала себя приниженной и мелкой на своем маленьком Аксае, приравненной к туземцам.
Царанка, должно быть, испытывал то же
— Эх, барышня! Наша бы такая! Ах! Лошадь! Ло-шадь!
Туземцы, толстый и важный старик бай Юлдашев, татарин Нурмаметов, распорядитель байги Исмалетдин Исмалетдинович Исмалетдинов, сидели на прекрасно вычищенных, сытых, блестящих от овса маленьких кир-гизских лошадках. Уздечки, нагрудники, пахвы и широ-кие луки седел были почти сплошь убраны серебром, зо-лотом и самородными камнями — халцедонами, яшмами, ониксами, лунным камнем и мутно-зелеными хризопраза-ми. Тяжелые седельные уборы стоили не одну тысячу руб-лей.
Всадники в пышных, золотом шитых халатах сидели, как изваяния. На бае Юлдашеве костюм был выдержан в темно-фиолетовых тонах. Лиловый бархатный колпак круглой шапки был оторочен седым соболем. Лиловый халат, на который с шеи спускались ордена Станислава и Анны на бледно-розовой и на пунцовой лентах, был расшит большими золотыми цветами и оторочен соболем. В большие золотые, чеканной работы, круглые стре-мена были вложены ноги в мягких темно-красного сафь-яна ичигах.
Толстый, круглый и темнолицый Нурмаметов был в ярко-зеленом, шитом серебром халате и черной шапке, на Исмалетдинове был халат золотистого цвета, а голо-ва его была повязана пышными складками зеленой чал-мы. Он был в Мекке.
За их рослыми, жирными, осанистыми фигурами густой толпой стояли киргизы. Одни — в богатых, выши-тых вручную шелками халатах, другие — в простых сит-цевых белых с лиловыми, зелеными или желтыми полоса-ми, третьи — в однотонных цветных — лиловых, малино-вых, зеленых и розовых.
Желтые, медно-красные, темные, почти черные лица, узкие глаза со сверкающими белками, черные усы, реже черные бороды. На лицах, обычно спокойных, горел азарт, глаза сверкали страстью, темные губы были откры-ты, и блистали удивительной белизны зубы. Гортанная, крикливая болтовня киргизов переливалась по полю, затихая в минуту полного напряжения внимания и разра-жаясь криками восторга, порицания, угрозами, бранью и сразу потом одобрением.
Сзади обширным становищем по широкому степно-му плоскогорью были раскинуты их кибитки. Там броди-ли женщины, дымили костры, и налетающий ветер доно-сил оттуда раздражающий запах жареной баранины. Там готовилось угощение. В больших тазах остуживали ку-мыс и медленно переливали его, чтобы вызвать игру, ки-пятили крепкий бульон на бараньем сале, разваривали курдюки и запекали в углях бараньи головы с нежными, белыми, как бумага, мозгами.
Слуги Юлдашева и Исмалетдинова в больших вед-рах со снегом, набранным с гор, замораживали бутылки французского шампанского и на громадных подносах раскладывали красивыми кучами дыни, персики, яблоки, груши и виноград всех цветов и величин.
Состязание на пятьдесят верст окончилось, и пер-вый пришел в 1 час 38 минут. Это был маленький маль-чишка, жокей Исмалетдинова, в шелковой зеленой ша-почке, такой же рубашке и темных штанишках. Он был крепко привязан ремнями к седлу и болтался изнеможен-ный, почти в обмороке, еле держа поводья в руках. Ло-шадь подхватили, мальчика отвязали и понесли отпаи-вать горячим чаем. За ним, растянувшись почти на версту, прискакали и другие участники скачки. Толпа загалдела и двинулась с поздравлениями к владельцу. Лошадь, худую до костей, но с сильными мускулами ног, злобно косившуюся по сторонам, увели и разместились снова, более тесно. Скачки были кончены. Начинались конные игры.