Амазонки
Шрифт:
Площадь, притихшая было при первых словах Атоссы, загудела, гнева великой богини боялись все. Гелона встала на место Атоссы и заговорила громко, чтобы перекрыть шум толпы:
— Не раз и не два приходила ко мне в сновидениях царственная воительница. Но такой гневной я не видела ее ни разу. Угрюмым и суровым было ее светлое чело, страшен ее указующий перст. Нет, она не говорила мне, она словно отрубала слова своим грозным волшебным мечом и бросила мне в лицо. «Скажи настоятельнице храма моего, — гремели ее слова, — что она в послаблениях грешницам притупила разум свой и перестала понимать мои знамения. Разве не явственным был знак о том,
Годейра поняла, что она погибла. Она стояла перед агорой, склонив голову и опустив плечи. Самое страшное было в том, что она поверила в слова Гелоны и мысль о защите казалась ей бесполезной.
Атосса повернулась к храму, упала на колени, подняла руки к небесам и воскликнула:
— Ты слышишь нас, великая наездница! Ты видишь нас, премудрая дочь Арея и Афродиты. Вся Фермоскира стоит перед тобой на коленях и просит прощения за свои грехи. Спаси и помилуй нас!
— Спаси и помилуй! —грянула коленопреклонная толпа.
Никто не заметил, как встала Чокея, поднялась по лестнице ближе к храму, опустилась на колени рядом с Ге–лоной. Жрицы и толпа неистово молились, и Чокея заговорила над ухом ясновидящей:
— Поверь мне, я сейчас поднимусь во весь рост и крикну на всю площадь, что я нарушила приказ царицы и пустила тебя к Беате. Я позову сюда стражниц темницы, где сидела Рутула. Они скажут, что видели Антогору около окон темницы, а рабыня умерла от укуса змеи. И тогда Беата скажет правду. Не может быть, чтобы...
— Подожди, — перебила ее Гелона. — Не надо.
Ясновидящая подошла к Атоссе и зашептала ей на ухо...
Священная локтем оттолкнула Гелону и поднялась с колен. Она всегда принимала свои решения быстро.
— Великая богиня Фермоскиры! Всеблагая Ипполита! — Атосса снова вознесла раскинутые руки к небу. — Укажи нам истинную виновницу всех бед и грехов наших, и мы покараем ее!
— Укажи нам, —вторила толпа, — и мы покараем ее!
Затихла площадь, затих город. Кажется, еще ниже опустились тяжелые облака, они медленно плыли над карнизом храма.
Расчет Атоссы, как казалось ей, был верен. Воля царицы Годейры была уже надломлена. Она уже сейчас наполовину верит в свою виновность. И стоит вопросить богиню, царица не выдержит и сама крикнет: «Карайте меня, я виновата!»
Может быть, это так и случилось бы. Годейра стояла на коленях и с ужасом глядела на двери храма. Ей казалось: вот сейчас они распахнутся, великая наездница выйдет к алтарям и поразит ее копьем. Лучше не ждать этого страшного мига... Она уже поднялась, чтобы крикнуть: «Я виновата!», но вдруг увидела, как под портиком храма, около колонны, появилась слепая Ферида. Толпа охнула. Сначала ее приняли за богиню Ипполиту, но Ферида подняла руку и громко произнесла:
— Покарайте меня. Я виновата в бедах и грехах Фермоскиры,
Толпа могучей волной плеснулась на лестницы храма, еще минута — и Фериду поднимут на копья, растерзают и бросят под копыта коней.
Но между Феридой и толпой встала Атосса:
— Стойте! Назад! Назад, говорю я вам!
Когда людская волна откатилась на площадь и шум стих, Атосса сказала:
— Если, великая Ипполита указала нам виновницу — это не значит, что мы должны растерзать ее у святых алтарей. У нас есть Священный Совет, он решит, как покарать Фериду. А теперь расходитесь по домам. Видите — начинается дождь. Это тоже знамение…
Площадь уже опустела, а Годейра все еще стояла на мокрых плитах около храма. Дождь не переставал, ее пеплос намок, плотно облегая озябшее тело. Разошлись и жрицы. Только одна Атосса стояла под портиком и ждала царицу. Что думали эти две ненавидящие друг друга женщины?
Наконец Атосса медленно подошла к Годейре, сказала тихо:
— Иди, царица.
— Куда?
— В храм. Поблагодари великую богиню.
— За что?
— За то, что у тебя есть преданные слуги и верные друзья.
ГЕФЕСТИДЫ
Прошло семь лет с того страшного дождливого дня. Мало что произошло за эти годы — царица Годейра, казалось, ушла от власти, больших походов Фермоскира не устраивала, мелкие набеги не оставляли следов в жизни города.
Вначале наездницы думали, что предстоят перемены, но Атосса, согнув царицу, не сломала ее. Говорили о казни Фериды. Ее предали верховному суду, а там выяснилось, что вина слепой педотрибы невелика. Фериду сослали на побережье. Вместе с Феридой ушла на побережье и Чокея. Царица понимала, что Атосса не простит ей того утра, когда рабыня вмешалась в дела Священной.
Атосса могла бы помешать этому. Что стоило уничтожить рабыню, пусть и царской крови. Но Чокею никто не тронул. Священная хорошо знала, что сторонница царицы, особенно если около нее рядом будет Ферида, даром время проводить не будет. Она будет сплачивать вокруг себя рабов, и придет время, когда эту сплоченную массу можно будет использовать в своих планах.
А цель перед собой Атосса поставила огромную. И первой помощницей в достижении этой цели она наметила Гелону.
Все прошлые годы Гелона считала себя счастливой. У нее все было: ум, слава, богатство и дар ясновидящей. Она верила в этот дар, да и как не поверить, если многие ее сны сбывались, в сновидениях к ней приходили боги и богини и она говорила с ними и не так уж часто в угоду храму искажала советы бессмертных. Чаще боги советовали ясновидящей то, что было нужно или выгодно Атоссе и ей, Гелоне.
Гелона считала себя счастливее Атоссы. Священная, обуреваемая жаждой власти, многого лишала себя. Она, например, жила во дворе храма, ее скромные покои были рядом с сокровищницей. — Такие же покои были и у Гелоны, но, кроме них, в городе у ясновидящей был другой дом, а скорее сказать, дворец, ничуть не беднее дворца царицы.
Гелона знала: Священная очень одинока. Ее сестра Антогора в счет не шла — уж очень они разные по уму, склонностям и деяниям. Детей у Атоссы нет, и только с Гелоной, с единственной единомышленницей и подругой, она может отводить свою душу.