Амбров Кеон
Шрифт:
— Его ранило, когда плот сломался. Он потерял кровь… потерял селин… какая разница?
Серджи преследовал образ Эрланда амбров Карре.
— Ты не виновата, — сказал он. — Буря…
— Никто не виноват, — всхлипнула она, — но он мертв. О, папа, папа!
Он позволил ей поплакать, пока рыдания не сменились всхлипываниями. Потом спросил:
— Остальная семья в Норлее?
— Только мой брат Крег. Мы с ним остались одни. Теперь, после смерти папы, я должна заботиться о Креге.
— Крег моложе тебя?
Она кивнула.
—
— Нет. Он еще ребенок.
Она вытерла глаза и расправила худые плечи. Он восхитился тем, как она отбросила горе, вспомнив о своих обязанностях; у нее уже есть одно из важнейших качеств проводника.
— Что ты будешь делать, если он установится дженом?
— Ты ведь не думаешь, что я отправлю своего брата в загоны? — возмущенно спросила она.
— Если отведешь его к границе, ты нарушишь закон, и ты никогда больше его не увидишь. Райза, тебе нужно поспать. Поговорим завтра, но я хочу, чтобы ты кое о чем подумала. Есть одна возможность вам с братом оставаться вместе, даже если он станет дженом. Ты можешь поселиться в общине.
— Мой брат, как и я, станет саймом, — ответила она. Тем не менее приняла предложенную им постель, свернулась, как ребенок, и мгновенно уснула.
Проснулась Райза на рассвете. Никогда после перехода не чувствовала она себя так хорошо. Если не считать тлеющих углей в очаге, в убежище было темно. Она злиннила присутствие необычного джена, он крепко спал. Значит, события прошлого вечера действительно происходили. Это не был кошмар дезориентации.
Все следы дезориентации исчезли. Нормальный способ положить конец дезориентации в середине цикла потребности — убить джена… но она сомневалась, чтобы даже это в течение дня положило конец всем последствиям, включая ночные кошмары.
Она вышла наружу и отметила, что чувство времени вернулось к норме. Солнце только что взошло. Жизнерадостно пели птицы. На востоке виднелось несколько разбросанных облаков — последние остатки вчерашней бури. Воздух свежий, промытый дождем и по-утреннему прохладный.
Райза укуталась в красный походный плащ. Возможно, она сумеет собраться и уйти до того, как он проснется. Вдали от его необычного нейгерического очарования вчерашние события ее тревожили. То, что он назвал передачей, было лучше любого убийства, и это особенно ее пугало.
Недалеко паслись две стреноженные лошади. И у джена два спальных мешка. Она также вспомнила, что в убежище видела два седла. Прошлым вечером ей было не до того, чтобы интересоваться, кому принадлежит вторая лошадь.
Внутри Райза увидела, что Серджи уже проснулся и готовит чай.
— Доброе утро, — сказал он. — Буря кончилась?
— Да. Прекрасное утро.
— И я вижу, ты себя хорошо чувствуешь. — Он вышел из убежища, но потом просунул голову в дверь, чтобы сказать: — Завари, пожалуйста, чай, когда вода вскипит.
— Конечно.
Белье и рубашка Райзы высохли, но брюки были еще влажными. Она вынесла
Ее мокасины еще не просохли; они присоединились к брюкам. Серджи вернулся, когда она руками и щупальцами пыталась пригладить волосы. Он выжидательно посмотрел на нее, потом спросил:
— Райза, почему ты не попросишь у меня расческу?
— Не хочу ничего у тебя брать.
Он уставился на нее, потом рассмеялся.
— Что тебя так рассмешило? — спросила она.
— Менталитет джанкта. Ты берешь мой селин, потому что считаешь, что любой селин принадлежит тебе по праву. Но ты меня не благодаришь и ни о каких одолжениях не просишь, потому что это означало бы признание в джене человека, с которым нужно обращаться вежливо.
Он порылся в своей сумке, достал небольшую шкатулку и протянул Райзе расческу. Раздраженная его смехом, она подчеркнуто сказала:
— Спасибо, — и начала расчесывать свои длинные, до пояса, волосы.
Серджи вынес на солнце две чашки горячего чая, повесил на дерево зеркало, достал из шкатулки бритву и начал ее править.
Райза содрогнулась. Нож в руках джена прошлым вечером — и то достаточно плохо, но это…
Словно почувствовав ее беспокойство, он сказал:
— Если не будешь злиннить меня, ничего не почувствуешь — это на случай, если я порежусь. Впрочем, я не собираюсь это делать.
Он вынес остатки горячей воды и намылил лицо.
— Ты джен, один, и у тебя по крайней мере два смертельных оружия, — заметила Райза.
Он осторожно провел бритвой по щеке и, смывая мыло, ответил:
— Я сам смертельное оружие, точно так же как и любой сайм. А бритва у меня для бритья, а не для убийства. У моего ножа сотни целей, но среди них нет разрезания саймов на кусочки.
— А если тебя задержит патруль?
— Да, это было бы неприятно. — Речь его прерывалась длинными паузами, когда он проводил бритвой по коже. — Недду пришлось бы заплатить штраф, а Кеон не может позволить себе это. Благодаря тебе, у меня низкое поле, но меня все же могут поймать. Я легко могу скрыться — сама знаешь, какие тупоумные служат в милиции, — но меня слишком легко узнать. И за мое бегство на Кеон наложат двойной штраф. Меня даже могут конфисковать. Тогда мне пришлось бы покинуть территорию. Поскольку Кеон во мне нуждается, я, будучи пойманным, должен просто сидеть в их шидони-проклятом загоне и ждать, пока Недд меня не вытащит.
— А что бывает с дженом, который крадет лошадей?
— Крадет лошадей?.. А. Вторая лошадь принадлежала проводнику, которого я сопровождал на пути в Кеон. Он… погиб в бурю.
Когда он говорил, поле джена оставалось совершенно спокойным. Райза молча смотрела, как он спрятал бритву в шкатулку. Потом привела свои волосы в порядок и вернула ему расческу.
Волосы у джена густые и темные, но сверху выгорели на солнце и стали светлей его загорелой кожи. Глаза ярко-голубые, а черты лица тревожно живые и умные.