Амбровое дерево
Шрифт:
Я знаю, о чем вы думаете. Любой здравомыслящий человек пришел бы в восторг от того, что Ника, наконец, оправдали. Любая здравомыслящая женщина была бы вне себя от счастья, узнав, что мужчина, которого она любила, не обманул ее, что он действительно любил ее.
Но я не была рациональным человеком.
Вы должны помнить, что в течение пятнадцати лет я изо всех сил старалась заставить себя ненавидеть Ника. В течение пятнадцати лет я обвиняла его в смерти Кэти. В течение пятнадцати долгих, мучительных лет я обвиняла его в том, что он не хочет меня. Единственное, в чем я его
Теперь я знала лучше, и это было хуже, чем я когда-либо считала возможным. Все эти старые чувства захлестнули меня, тянули вниз, пока я не утонула в них.
Потому что у него был выбор. Он мог сказать правду и остаться здесь, чтобы помочь Линдси. Никто бы не стал подвергать ее аресту после того, что она пережила. Он мог бы довериться мне настолько, чтобы рассказать все с самого начала. Если бы он это сделал, я, возможно, смогла бы помочь, остановить цепь событий, которые произошли.
Он решил взять на себя вину за смерть Фрэнка и оставить меня совсем одну. Решил защитить Линдси и ее ребенка, ребенка изнасилования, в то время как мой ребенок был оставлен умирать.
Боль и горе от смерти Кэти поразили меня так, словно это случилось только вчера. Мне показалось, что кто-то разорвал мне грудь и вырвал сердце. И моя ярость росла. Вне всякой пропорции она росла, пока я не задрожала от нее.
Я не выходила из магазина, пока не село солнце. Если бы кто-нибудь увидел меня, остановился поговорить со мной, я бы выглядела спокойной. Как-то неестественно. Но это была бы самая далекая от истины вещь. Теперь я могла думать только об одном, об одной вещи, которую я хотела сделать.
Я хотела причинить Нику такую же боль, какую он причинил мне. Я хотела, чтобы он чувствовал то же самое, что и я, и знал, что это он сделал это со мной. А потом я больше никогда не хотела его видеть.
Его грузовик в одиночестве стоял возле дома, который он строил, но в данный момент я не обращала на него внимания. Мне нужно было еще кое-что сделать, прежде чем я столкнусь с ним лицом к лицу.
Проходя через амбар, я включила свет и направилась в свою комнату. Оказавшись внутри, я схватила со стола стул и подтащила его к бельевому шкафу. Стоя на сиденье, я протянула руку далеко в темноту верхней полки, пока мои пальцы не сомкнулись вокруг спрятанной там коробки. Я открыла крышку и вынула содержимое, позволив пустой коробке упасть на пол.
За прошедшие годы один из ларьков превратился в хранилище для различных инструментов, которыми теперь редко пользовались. Я порылась в куче бумаг, пока не нашла то, что искала. Старую ржавую кувалду. Положив на наковальню кулон в форме сердца, на котором было написано мое имя и имя Ника, я подняла ее над головой и изо всех сил опустила. Снова и снова я колотила по нему, пока очертания не стали неузнаваемы. А потом я подняла бесформенный кусок металла и повернулась.
Позади меня стоял Ник, его лицо было бледным в свете ламп над головой.
– Ты знаешь.
Я рукой вытерла со лба пот.
– Да, я знаю.
– Черт
– Стой там, – мой голос был холоден. – Я не хочу слышать никаких твоих оправданий.
– Аликс, пожалуйста...
– Ты – ублюдок, – прошептала я, когда мое ледяное спокойствие разрушила ярость. Я швырнула в него кулон, не в силах больше выносить его прикосновения. Он ударился о его руку и отскочил в сторону. – Ты знаешь, что я была на похоронах твоего отца? Я пошла, потому что хотела сказать ему, что ты лучше его, что ты никогда не сможешь быть таким, как он.
Из глубины меня вырвался смех, смех, рожденный болью и гневом.
– Ты действительно одурачил меня.
– Аликс, – это была сдавленная, отчаянная мольба, но я не стала ее слушать.
– Позвольте мне рассказать тебе, что произошло после того, как ты решил, что твое скользкое благородство для тебя важнее, чем я. Через две недели после твоего отъезда я обнаружила, что беременна, Ник. Беременна твоим ребенком. И Боже, мне было так страшно, но я была счастлива. Счастлива, потому что у меня была часть тебя, которую никто не мог у меня отнять. Я боялась, потому что не знала, что делать, и не хотела причинять боль своей семье.
То немногое, что еще оставалось на его лице, отхлынуло, оставив его глаза, похожие на две темные ямы, уставившиеся на меня в шоке.
– Боже.
– Ты можешь забыть о том, чтобы взывать к Богу, – яростно сказала я. – Он заботился обо мне не больше, чем ты.
Только гнев поддерживал меня, заставлял говорить. Красный туман ярости застилал мои глаза, пока не коснулся всего, что я видела. Нуждаясь в выходе для этой грубой агонии, пронизывающей меня, я расхаживала взад и вперед перед ним.
– Хью узнал, что я беременна, и все равно сделал мне предложение. Я не знала, что еще можно сделать, поэтому согласилась. Я не любила его, но была готова жить с ним, чтобы дать твоему ребенку имя. И он был готов взять на себя ответственность, которую ты не хотел брать. Он утверждал, что ребенок его собственный, и по-своему любил ее так же сильно, как и я.
Я резко повернулась к нему лицом.
– Совершенно верно, Ник. У нас родилась дочь. Красивая маленькая девочка, которая была твоим зеркальным отражением. Она была моей жизнью, единственным существом, о которой я заботилась после твоего ухода.
В порыве гнева я положила руку ему на грудь и толкнула.
– Так скажи мне, – прорычала я. – Где ты был, когда она умерла? Ты навещал Линдси в больнице? Ты были занят тем, что менял Дэниелу подгузники, смеялся вместе с ним? Любил его, тогда как Кэти умерла в одиночестве, так и не узнав своего отца? Что ты делал, когда я так отчаянно нуждалась в тебе, когда я прошла через ад ее смерти без тебя?
Это был первый раз в моей жизни, когда я видела, как человек полностью разрушается, и я надеюсь, что никогда больше не увижу этого. Прямо на моих глазах Ник постарел лет на двадцать. Выражение его лица было такой ошеломляющей смесью ужаса и горя, что оно до сих пор преследует меня, и все его тело, казалось, сжалось само по себе.