Амёба
Шрифт:
— Кто? — еле слышно спросил Вавочка.
— Ну, натурально, теневики. На фирме-то, оказывается, долг висел! Но обрати внимание: на прежнего хозяина не наезжали ни разу — надо полагать, он им и на фиг был не нужен… Причём всё культурно: никаких утюгов, никаких паяльников, с бухгалтером приехали. Сан Саныч за телефон — телефон отрезан. «Ладно, — говорит, — волки позорные, чего надо?» Короче, пришлось ему, по слухам, кое-что подписать. Ушли теневики. Гасит Сан Саныч с горя ещё один стакан коньяка, выглядывает в окошко, а там гости дорогие в машину садятся. И тут ему, видать, обидно стало.
В ушах недвижного Вавочки стоял ликующе-скорбный вопль. Он глушил всё. Губы новичка шевелились, но звука не было.
Ты мудрый, Вавочка! Как вовремя ты остановился перед тем подъездом! Это мало кому дано: остановиться вовремя!.. Теневиков — тарелками? С шестого этажа? И долг на фирме! Интересно, какой?..
Из вопля вышел шеф — головастый, взъерошенный, широкий, как ларёк. Поигрывая дорогой фарфоровой тарелкой, встопорщил усы, сверкнул диковатым цыганским оскалом и сообщил доверительно:
— Ты, главное, за меня держись. Со мной не пропадёшь.
Сообщив, исчез. Вавочка снова стоял в отделе рекламы, рассматриваемый зелёными сочувственно-насмешливыми глазами.
— И что теперь? — Кажется, это спросил он, Вавочка.
— Теперь мне тащить всё это, как я понимаю, на своём горбу. — Новичок брезгливо шевельнул пальцем пару отбитых на машинке листов. — Кстати, и тебе тоже…
Уже на подходе к чуланчику Вавочка вспомнил, что забыл его запереть, и ускорил шаг. Открыл дверь — и замер в проёме. На краешке письменного стола сидел бочком огромный представительный юноша в тёмном венгерском костюме и с отчаянием разглядывал левую ладонь, словно пытался определить по линиям руки свою дальнейшую судьбу. И Вавочка с неслышимым миру стоном понял, что на большой розовой ладони управляющего Фондом лежат сиреневые микрокирпичики, на которые он расчленил сегодня резинку.
— Что это? — глухо спросил управляющий, поднимая на Вавочку совершенно ошалелый взор.
Вавочка был пришиблен последними новостями и соображал туго.
— Для маркетинговых исследований, — выдавил он наконец.
Управляющий снова уставился на ладонь. Казалось, ещё минута — и он сойдёт с ума.
Вавочка беспомощно пошевелил руками.
— Сан Саныч-то, — сказал он, жалко кривя рот. — А?
Управляющий побагровел.
— Дурак твой Сан Саныч, — рявкнул он и бросил упругие сиреневые крупинки на стол. — Тарелками по рэкетирам — это ж додуматься надо!..
Крупинки подпрыгнули, разлетелись, некоторые упали на пол. Вавочка с управляющим подобрали их и снова положили на место.
— В общем, так, — сказал управляющий, распрямляясь во весь свой внушительный рост. — Принимай отдел маркетинга, а этот ваш новенький… Как его, кстати, по отчеству?
Вавочка смущённо пожал плечами. Честно говоря, он и по имени-то его не знал.
— Ладно, завтра в отделе кадров выясним… Так вот, его бросим на рекламу. Костюм есть?
— Есть, — сказал Вавочка.
— С
Вынесенный оползнем событий из бывшего детского садика, ныне украшенного с торца готической надписью «Росхристинвестъ», новорождённый начальник отдела маркетинга стоял и остолбенело смотрел, как грузятся в подержанные иномарки члены совета директоров. Больше троих в машину не помещалось. Поверх костюмов с безукоризненной родословной все как один понапялили чёрные кожаные куртки. Комиссары, блин. Бела кость. И хоть бы портфельчик у кого в руках, хоть папочка…
Портфельчик теперь (пока, правда, воображаемый) в руках у самого Вавочки, и нужно ещё обмозговать, хорошо это или плохо.
Сбоку от плоского бетонного крылечка, не обращая внимания ни на остолбеневшего рядом Вавочку, ни на грузящихся в машины директоров, сидел на корточках и равнодушно курил «мальборо» начальник охраны. Над ремешком правого шлёпанца отчётливо синела татуировка: «ПОСТОЙ КОНВОЙ».
Затуманенным взором Вавочка проводил отъезжающую кавалькаду и побрёл к распахнутым решётчатым воротцам. С мыслями ему удалось собраться лишь на проспекте.
Шли пыльные троллейбусы, по скверикам тянуло сухим дымом, невидимый огонь выгрызал чёрные дыры в лиственных пригорках, чиркали мётлы.
Вот тебе и Сан Саныч… Вот тебе и Сан Саныч… Вот тебе и «Афедрон»…
Сознание прояснилось окончательно, и Вавочка даже остановился. Из него же куклу слепить хотели! А он не дался! Ай да Вавочка!.. Нет, но какое чутьё, господа, какое чутьё! Ведь на верёвке его шеф тянул в этот самый «Афедрон»… А портфельчик не повредит. Портфельчик ему сейчас в самый раз. Рекламная кампания на мази, и, стало быть, пойдут комиссионные уже не Сан Санычу, а Вавочке. Теперь с новичком… С новичком вражду прекратить. Новичок теперь человек полезный: слов много знает и вообще… Главное — что? Главное — директорам мозги запудрить всякими там ареалами. Чтобы красиво и непонятно…
— А я люблю военных, — шалым девичьим голосом грянул вдруг незаметно подкравшийся киоск звукозаписи, — красивых, здоровенных!..
Вавочка не военный, не красивый, да и здоровенным его назвать язык не повернётся, так что шансов у него вроде бы маловато. Но песенка не кончилась, господа, песенка не кончилась!
— Ещё люблю крутых, — заходится лихая певичка, — и всяких деловых!
Поколебавшись, Вавочка относит себя к деловым, и на душе у него теплеет.
А что, не деловой, что ли? Раз-два — и начальник отдела!
«А я люблю военных…» Он начинает негромко подпевать, но грохочущий киоск удаляется, и напрочь лишённый слуха Вавочка вскоре незаметно переходит на мотив «В траве сидел кузнечик…»
«Представьте себе, представьте себе, красивых, здоровенных… Представьте себе, представьте себе…»
Впереди идут два казака. У одного нагайка на поясе, у другого — за голенищем. Тот, у которого она за голенищем, личность известная. Это старый казак Гербовников из Вавочкиного подъезда.
— Обнаглели! — отрывисто говорит старый казак. — Мало нам армяшек, так ещё и эти завелись… нудисты. Голыми по городу, а?