Американская империя. С 1492 года до наших дней
Шрифт:
Это было время, когда даже такой литератор, как живший в добровольной ссылке в Европе и не склонный к политическим заявлениям романист Генри Джеймс, путешествовавший по Соединенным Штатам в 1904 г., увидел страну как «огромный сад Раппачини [136] , переполненный всеми разновидностями ядовитых кустов страсти по деньгам».
«Макрейкеры» («разгребатели грязи») внесли свой вклад в атмосферу инакомыслия, просто рассказывая о том, что видели. По иронии судьбы во имя извлечения прибыли некоторые новые массовые журналы печатали их статьи (например, разоблачения деятельности «Стэндард ойл», принадлежавшие перу Айды Тарбелл, или очерки Линкольна Стеффенса о коррупции в крупных городах
136
Аллюзия на рассказ Натаниэла Готорна «Дочь Раппачини» (1846), герой которого, ученый, чтобы изучить воздействие ядов, испытывает их на своей дочери.
К началу XX в. ни патриотизм времен войны, ни отвлечение энергии на проведение выборов не могли скрыть проблем, охвативших систему. Процесс концентрации бизнеса в руках немногих продолжился, стал более очевиден контроль со стороны банкиров. По мере развития технологий и укрупнения корпораций им требовалось все больше капитала, находившегося в руках именно банкиров. К 1904 г. свыше 1 тыс. линий железных дорог оказались консолидированы в шесть крупных объединений, каждое из которых было связано либо с Дж. П. Морганом, либо с Рокфеллерами. Вот что об этом пишут Т. Кохрэн и У. Миллер: «Имперским лидером новой олигархии был «Дом Моргана». В сделках ему ловко содействовали «Фёрст нэшнл бэнк оф Нью-Йорк» (директор Джордж Ф. Бейкер) и «Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк» (президент Джеймс Стилмен, представлявший интересы Рокфеллеров). Эти три человека и их финансовые партнеры поделили между собой 341 директорскую должность в 112 огромных корпорациях. Общий объем ресурсов этих корпораций в 1912 г. составлял 22,245 млрд. долл., т. е. больше, чем оценочная стоимость всей собственности в 22 штатах и территориях к западу от реки Миссисипи».
Дж. П. Морган всегда стремился к порядку, стабильности и предсказуемости. Один из его партнеров по бизнесу сказал в 1901 г.: «Теперь, когда такой человек, как мистер Морган, возглавляет громадную промышленность в противовес старой схеме вовлечения в нее групп лиц с самыми разными интересами, производство обретает большую упорядоченность, трудящиеся получают больше гарантий стабильной занятости при более высокой зарплате, а паники, вызванные перепроизводством, уходят в прошлое».
Но даже Морган и его партнеры оказались не в состоянии полностью контролировать сложившуюся систему. В 1907 г. опять произошла паника и финансовый крах, за которыми последовал кризис. И хотя в действительности самые крупные предприниматели не пострадали, однако уровень прибылей после 1907 г. оказался не таким высоким, каким его хотели видеть капиталисты; индустрия развивалась не столь быстро, как могла бы, и промышленники начали искать способы сокращения издержек.
Одним из таких способов стал тейлоризм. Фредерику. Тейлор работал мастером в сталелитейной компании, детально изучая каждую заводскую операцию. В результате он разработал систему четко определенного разделения труда, повысил уровень механизации, ввел систему отдельной оплаты за каждый вид работ с целью увеличения производительности и роста прибылей. В 1911 г. Тейлор опубликовал книгу о «научных методах управления», которая оказала огромное влияние на мир бизнеса. Теперь управляющие могли полностью контролировать трудовую энергию заводского работника и его рабочее время. Как написал в своей работе «Труд и монополистический капитал» Г. Браверман, целью тейлоризма было сделать рабочих взаимозаменяемыми, способными выполнять простые задания, как того требовала новая система разделения труда. Люди превращались в подобие запчастей, лишенных индивидуальности и человеческих качеств, которые можно было покупать и продавать, как товар.
Данная система хорошо подходила для новой автомобильной промышленности. В 1909 г. Генри Форд продал 10 607 автомобилей, в 1913 г. – 168 тыс., а 1914 г. – 248 тыс. (т. е. 45 % всех произведенных в стране
Притом что иммигранты составляли большую часть рабочей силы (так, например, в 1907 г. на заводах Э. Карнеги в графстве Аллегейни из 14 359 рабочих 11 694 человека являлись уроженцами стран Восточной Европы), тейлоризм с его упрощенными, не требовавшими квалификации видами деятельности становился более пригодным методом, нежели другие.
В Нью-Йорке вновь прибывшие иммигранты работали в условиях потогонной системы. В январе 1907 г. поэт Эдвин Маркэм писал в журнале «Космополитен»: «В непроветриваемых помещениях матери и отцы шили днем и ночью. Те, кто работал на дому, получали меньше, чем те, кто трудился в потогонных цехах фабрик… А дети должны, как на каторге, вместо игр работать наряду со старшими…
В течение всего года в Нью-Йорке и других городах вы можете наблюдать детей, входящих и выходящих из таких жалких домов. Практически в любое время их можно видеть в нью-йоркском Ист-Сайде – бледных мальчиков или худых девочек, – с унылыми лицами, согнувшихся под тяжелым грузом одежды, который они тащили на плечах и на голове, и все их мускулы были напряжены…
Разве не является жестокой цивилизация, позволяющая маленьким сердцам и маленьким плечикам надрываться от таких взрослых обязанностей, тогда как в этом же самом городе жалкая собачонка в мягких руках изящной леди, прогуливающейся по прекрасным бульварам, чувствует себя гораздо лучше?»
Город становился полем битвы. Десятого августа 1905 г. нью-йоркская «Трибюн» писала, что в ходе забастовки в пекарне Федермана в Нижнем Ист-Сайде произошла эскалация насилия, когда владелец привлек штрейкбрехеров, стремясь продолжить производство продукции: «Прошлым вечером в обстановке всеобщего ликования бастующие или их сторонники разгромили пекарню Филипа Федермана по адресу Орчард-стрит, № 183. Полицейские направо и налево размахивали своими дубинками, после того как толпа грубо обошлась с двумя их товарищами».
В Нью-Йорке было 500 швейных фабрик. Вот что одна женщина вспоминала об условиях работы: «…лестницы были сломаны и опасны… окон совсем немного, и они были такие грязные… Деревянные полы протирали раз в год… Освещения практически не было, кроме горевших круглые сутки газовых горелок… в темном коридоре находилась грязная, зловонная уборная. Не было свежей питьевой воды… Повсюду мыши и тараканы… В зимние месяцы… мы так страдали от холода, летом же мы мучились от жары…
Находясь в этих дырах – рассадниках болезней, мы, дети, работали рядом с мужчинами и женщинами по 70–80 часов в неделю! В том числе по субботам и воскресениям!..В субботу днем появлялось объявление: «Если вы не придете работать в воскресенье, можете не приходить на работу и в понедельник»…Детские мечты о дне отдыха не сбывались. Мы плакали, потому что были всего лишь детьми».
Зимой 1909 г. фабричные работницы «Трайенгл шертуэйст компани» организовались и решили провести забастовку. Вскоре их пикет стоял на холоде; они осознавали, что не смогут одержать победу, пока работают другие фабрики. Был созван массовый митинг работниц этих предприятий, на котором выступила красноречивый оратор Клара Лемлих, еще подросток, со следами недавних ударов, полученных во время стояния в пикете. Она сказала: «Предлагаю принять резолюцию о немедленном объявлении всеобщей забастовки!» Митинг буквально взорвался, его участники проголосовали за стачку.
Одна из участниц этих событий, Полин Ньюмен, годы спустя вспоминала о начале всеобщей забастовки: «Со всех сторон шли тысячи и тысячи людей, покидая фабрики и собираясь на Юнион-сквер. Дело происходило в ноябре, не за горами была холодная погода. У нас не было меховой одежды, чтобы согреться, но решимость вела нас вперед, пока мы не добрались до какого-то зала… Я видела молодежь, в основном женщин, которые шли, не думая о том, что с ними может случиться… не думая о голоде, холоде, одиночестве… В этот день их волновало только то, что это был их день».