Американская мечта

Мейлер Норман

– Хулиган, – сказала она. – Ты подошел так, словно у тебя в каждом кармане по кастету.

– Я боялся.

– Чего?

– Бармалея.

– Ты сам Бармалей. Ты разбойник. Я не познакомила тебя с ними, потому что я с тобой больше не играла. Чудовище, вот ты кто.

– Это точно.

– Какой кошмар!

К ней подошел бармен:

– Тебе пора на сцену.

– Сегодня я больше петь не буду.

– Я позвоню Тони, – сказал бармен.

У нее на лице появилось такое выражение, словно она была солдатом на марше, подобравшим с земли спелое

яблоко и остановившимся, чтобы съесть его. И через минуту опять в поход.

– Позвони Тони и принеси нам два двойных, – сказала она.

– Мне неохота звонить ему.

– Фрэнк, я буду рада, если ты позвонишь Тони. Меня это не волнует. В самом деле, не волнует. Но не заставляй меня переживать из-за того, что я испортила тебе настроение.

Фрэнк молча посмотрел на нее.

– И к тому же, мистеру Роджеку не нравится, как я пою. Его от этого блевать тянет.

Мы все рассмеялись.

– Ему нравится, – сказал бармен. – Он делал мне страшные глаза всякий раз, когда я звенел бокалами.

– Мистер Роджек не виноват, что у него дурной глаз. Это от него не зависит. Вот так! – сказала Шерри. И стакан, из которого она прихлебывала, полетел наземь.

– Ты действительно не собираешься больше сегодня петь? – спросил Фрэнк, глядя на осколки на полу. Она покачала головой, и он отошел в сторону.

– От всей души благодарю, – сказал он, уходя.

– Ладно, – сказала Шерри, – так вот и поганят превосходное настроение.

Она зажгла спичку и тут же задула ее. Затем заглянула в пепельницу, загадывая:

– Предстоит скверный поворот событий.

– Думаешь, я сошел с ума?

– Вот уж ни капельки. – Она беззаботно рассмеялась. – Просто на тебя порчу навели.

Мы снова поцеловались. Это не слишком отличалось от нашего первого поцелуя. Нам и впрямь предстояло нечто необычайное.

– Думаю, я все-таки сошел с ума. Моя жена мертва. Я вытянул пустышку.

– У тебя позади что-то скверное, и ты не хочешь оборачиваться?

– Именно так.

– Я чувствовала себя так целую неделю.

Аккомпаниатор-негр подошел к пианино. Проходя мимо Шерри, он пожал плечами. Он заиграл какую-то веселенькую мелодию, потом попробовал две-три другие, точно такие же, и наконец выбрал что-то быстрое и сердитое.

– Может быть, ты ее любил, – сказала Шерри, – и поэтому у тебя ничего не осталось. Ведь только женщины ждут не дождутся смерти любимого, чтобы зарыдать на похоронах.

Зазвонил телефон. «Мистер Роджек, это вас», – сказал Фрэнк и кивнул на кабинку возле бара. Проходя по залу, я заметил, что Ромео, Сэм, Гэри и девицы исчезли.

– Роджек?

– Да.

– Это Робертс.

– Все еще не спите?

– Да, приятель, все еще не сплю.

– Где же вы находитесь?

– В Квинсе. Я как раз собирался лечь. – Он помолчал с той взвешенной расточительностью, которую позволяют себе представители власти.

– И кто же вам позвонил?

– Позвонили сверху.

– А что они сказали?

– Роджек, прекратите разговаривать со мной таким

тоном. Вы не из миллионеров. Я знаю, где вы родились.

– Знаете? Зато я не знаю, где родились вы.

– Да ты, сукин сын, напился.

– Да и вы тоже, – сказал я. – Вы под газом.

– Вот именно.

– А я думал, что вы не пьете.

– Раз в году позволяю себе, – сказал Робертс.

– Весьма польщен, что послужил поводом для этого.

– Опять эта высокомерная херня, – сказал Робертс.

– Мы оба не пай-мальчики, – ответил я.

– Послушайте, вам следует покинуть это заведение. Там для вас небезопасно.

– Может, и небезопасно, но нельзя сказать, чтобы мне здесь было плохо.

– Та девица, с которой вы сидите.

– И что же она?

– Вы знаете, что она такое?

– Отрава, сущая отрава.

– Лучше считайте, что так оно и есть.

– Робертс, в ковчеге были и чистые, и нечистые.

– Когда-нибудь слышали о Багси Сигеле?

– Разумеется, слышал. Как можно относиться с уважением к собственному пьянству и никогда не слышать о Багси Сигеле?

– Ладно, Роджек, эта малышка могла бы давать уроки Багси Сигелу.

– Почему же тогда, – полюбопытствовал я, – она поет в жалком ночном заведении и зарабатывает всего сто пятьдесят в неделю?

– Больше я ничего не могу сказать.

Теперь уже рассердился я:

– Мне кажется, вы собирались заняться делом Эдди Гануччи.

– Но и в вашем деле есть кое-что новенькое.

– Что именно?

– Вы рассказали нам о своей жене далеко не все.

– Не все?

– Либо вам понятно, что я имею в виду, либо нет.

– Совершенно непонятно.

– Ладно, проехали.

– А эта новая информация – она хорошая или плохая?

– Вам следует быть в участке в пять тридцать сегодня вечером.

– И больше вы мне ничего не хотите сказать?

– Я слышал, что сегодня утром в город прилетает ваш тесть.

– А где вы это слышали?

– По радио, – сказал Робертс и засмеялся. Это было его первой шуткой за сегодняшнее утро. – Я слышал это по радио. А теперь, Роджек, дайте трубку бармену. Мне надо потолковать с ним.

Когда я вернулся к своему столику, то обнаружил там Тони. Он казался весьма озабоченным. Он выглядел как человек, на которого обрушились несколько неприятностей сразу, и сейчас он просто не знает, которой из них заняться в первую очередь. Он протянул мне для рукопожатия вялую руку и искоса глянул на меня. От него шибало ненавистью, запахом мрачным и сильным, квинтэссенцией всего, что я почувствовал в Шерри за мгновение до того, как чуть было не вырубился. И сейчас, стоя лицом к лицу с Тони, лицом к его круглому лицу, я почувствовал тошноту: в нем таилась угроза, столь до мелочей угадываемая (как будто бы задыхался в пластиковом мешке), что меня охватило паническое желание покинуть их обоих, и я остался лишь потому, что некий инстинкт говорил мне: при удушении первый миг всегда самый страшный. Обратясь к Шерри, я с улыбкой сказал: