Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси
Шрифт:
— Не знаю, — сказал Камен. — Ну и что служит доказательством?
— Что он действительно умер, — ответил Лесс, и они оба рассмеялись.
— Ну что, полегче стало? — поинтересовался Камен.
— Вроде того.
— Тогда почему бы вам, сэр, не рассказать нам о том, что происходило сегодня вечером?
— Да так, на экскурсию ходили. В Дом-на-Скале. Потом решили поесть чего-нибудь. Ну, а дальше сами знаете.
Камен тяжело вздохнул. Лесс разочарованно покачал головой, а потом ударил Тень носком туфли в коленную чашечку. Боль жуткая. После чего Лесс медленно приставил кулак Тени к спине, прямо
Я мощнее любого из них, подумал Тень. Справиться с ними я справлюсь. Но у них при себе пушки; если даже предположить, что ему удастся — каким-то образом — убить или обезвредить обоих, он по-прежнему останется заперт в этой железной конуре с двумя трупами на руках. С другой стороны, у него будет пистолет. Даже два пистолета. Нет.
Лесс старательно избегал контакта с лицом Тени. Никаких следов. И никаких особых методов: только руками и ногами, по коленям и по корпусу. Было больно; Тень сжал в кулаке доллар со Свободой и стал ждать, когда это кончится.
Времени на ожидание ушло немало.
— Мы проведаем вас через пару часов, сэр, — сказал Камен. — Вы поймите. Лессу все это не доставило ровным счетом никакого удовольствия. Мы люди разумные. И как я уже сказал, воюем на правильной стороне. А вот вы как раз — на неправильной. Кстати, может, вам пока поспать немного?
— И в ваших интересах начать относиться к этому делу серьезно, — вставил Лесс.
— Лесс дело говорит, — сказал Камен. — Так что подумайте над этим.
Дверь с грохотом захлопнулась. Интересно, подумал Тень, а свет они выключат? Не выключили: лампочка холодным глазом осталась гореть на потолке. Тень, как смог, перебрался на другой конец комнаты, на желтую пенку, натянул на себя тонкое одеяло и закрыл глаза: держаться ему было не за что, вот разве что за сны.
Шло время.
Ему снова пятнадцать лет, и умирает мама, и все пытается ему сказать что-то очень важное, а он никак не может понять, что именно. Он дернулся во сне, и приступ боли вернул его из полусна в полуявь: он открыл глаза и прищурился.
Под тонким одеялом его била дрожь. Он прикрыл глаза правой рукой, экранируя их от электрического света лампы. Интересно, подумал он, а Среда и все прочие — живы еще? И — на свободе? Будем надеяться, что именно так и есть.
Серебряный доллар холодил ему левую ладонь. Этот холодок он чувствовал постоянно, и сейчас, и когда его били. Он вяло принялся думать о том, почему монета до сих пор не согрелась до температуры его тела. В этом полусне-полуяви серебряная монета, сама идея Свободы, луна и Зоря Полуночная каким-то образом соединились в серебристый луч света, который шел откуда-то из самой глубины небесной, и его понесло вверх по этому лучу, подальше от боли в костях и сердце, и от страха, и — слава богу — обратно в сон…
Откуда-то издалека пришел неясный звук, но обращать на него внимание было уже поздно: он с головой ушел в царство сна.
Пришла невнятная мысль: хоть бы это были не те двое, которые его разбудят. Ведь его снова станут бить, станут кричать. А потом он с удовольствием отметил, что действительно уснул и что ему больше не холодно.
Кто-то
Тень, не просыпаясь, перекатился с боку на бок, с удивлением отметив для себя еще несколько мест на теле, в которых жила боль.
Кто-то тряс его за плечо.
Он хотел было попросить их, чтобы они оставили его в покое и дали поспать, но наружу вырвался только хриплый стон.
— Бобик! — раздался голос Лоры. — Тебе пора вставать. Просыпайся, милый мой, пожалуйста!
Это была минута тихого и счастливого облегчения. Ему приснился такой странный сон, про тюрьму и уголовников, про дряхлых, доживающих свой век богов, и вот теперь Лора будит его, чтобы сказать, что ему пора на работу, но может быть, до того, как выскочить из дома, он еще успеет урвать чашку кофе и поцелуй, или даже больше чем поцелуй; и он вытянул руку, чтобы дотронуться до нее.
Она была холодная, как лед, и липкая на ощупь.
Тень открыл глаза.
— Откуда на тебе вся эта кровь? — спросил он.
— Это не моя, — ответила она. — Это других людей. Меня-то залили формальдегидом, с добавлением глицерина и ланолина.
— Каких других людей? — спросил он.
— Охранников, — ответила она. — Не беспокойся, все в порядке. Я их убила. А ты лучше уходи отсюда. Хотя я не думаю, что у кого-то из них был шанс поднять тревогу. Куртку возьми, вон там, а то задницу отморозишь.
— Ты их убила?
Она пожала плечами и неловко улыбнулась. Вид у нее был такой, будто она только что написала большое полотно, причем писала его прямо руками, и исключительно в алых тонах: пятна и потеки красного были и на лице, и на одежде (все тот же синий костюм, в котором ее похоронили), и на память Тени пришел Джексон Поллок, потому что думать о Джексоне Поллоке было куда удобнее, чем принять возможную альтернативу.
— Если ты сам уже мертвый, людей убивать гораздо проще, — объяснила она. — В смысле, ничего особенного. Никакие предрассудки на этот счет больше не мучают.
— Для меня это по-прежнему совсем не просто, — сказал Тень.
— Так ты хочешь остаться здесь и подождать, пока прибудет утренняя смена? — поинтересовалась она. — Если хочешь, оставайся. А я думала, ты хотел отсюда выбраться.
— Теперь они подумают, что это все моих рук дело, — сказал он и понял, что сморозил глупость.
— Может, и так, — сказала она. — Только надень куртку, милый. А то и вправду замерзнешь.
Он вышел в коридор. В самом конце коридора была караулка. А в караулке — четыре трупа: трое охранников и человек, который представился как Камен. Его напарника видно не было. Судя по кровавым следам на полу, двоих убили где-то еще, а потом приволокли сюда и бросили на пол.
Его куртка висела здесь же, на вешалке. Бумажник по-прежнему был во внутреннем кармане и как будто нетронутый. Лора успела распаковать пару картонных коробок с шоколадными батончиками.
Теперь у него была возможность рассмотреть охранников: на них была темная камуфляжная форма, но без каких бы то ни было отличительных знаков, которые позволили бы понять, на кого они работали. С тем же успехом это могла быть компания охотников, которые выбрались на выходные за город пострелять уток.