Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945
Шрифт:
— Нормально. Он мудрый, мужественный, строгий и человечный. Его называют «наш Батя».
Полковнику понравился мой ответ, он выразительно взглянул на Андреенко и на Ану Липко, как бы давая им понять: «Вот чего удостоился мой одноклассник от своих танкистов!»
Но почему же Костин взлетел так высоко, а наш Батя вместо того, чтобы командовать танковой бригадой, до сих пор ротный? Не связано ли это с тем, что в середине 30-х он, как я слышал от Олега Милюшева, тоже подвергался репрессиям?..
Тем временем полковник произнес на английском:
— Good luck, Nicholas! (Удачи, Никлас!)
— Thanks a lot! — поблагодарил я, и мы все трое покинули его кабинет.
Разведывательное управление штаба 2-й гвардейской танковой армии занимало весь нижний этаж немецкого особняка.
Мои новые обязанности коренным образом отличались от всего того, что я делал в армии до агентурного отдела. Каждую ночь на отличном стационарном приемнике я должен был слушать эфир на английском, немецком, польском, русском и украинском языках и в семь утра по Москве докладывать все самое значительное и самое важное. Таким образом, то, что мы в минувшем году с Батей проделывали втихаря на «северке», стало теперь моей официальной обязанностью. Опытные радисты знают, что время с полуночи до раннего утра — наилучшее для прослушивания эфира. В нем значительно меньше помех и само звучание становится чище.
После ночной «смены» и устного доклада подполковнику Андреенко я мог поспать до часу дня. Затем до восьми вечера я наносил на большую немецкую 200-миллиметровую карту сообщения, полученные с запада — из Германии, Дании, Франции от советской агентурной разведки. На карту я также вносил ночной информационный «улов», если он того стоил. На карте, таким образом, оказывались все передвижения соединений и подразделений противника с указанием командиров частей, численности личного состава и вооружения. Ночью у меня до сна было время для анализа всего происходящего, для размышлений и для записок в мой заветный 84-страничный блокнот.
В первые сутки моей новой работы Ана здорово помогла быстро разобраться в делах, ознакомиться со многими деталями, о которых я раньше ничего не знал. Она была умной, талантливой женщиной. В киевской средней школе от мамы, учительницы немецкого языка, она обрела прекрасные знания не только в лингвистике, но и в классической литературе Германии. В десятом классе она приняла участие в соревнованиях по стрельбе и стала обладательницей значка «Ворошиловский стрелок». Она также победила в киевском городском конкурсе знатоков немецкой литературы и поэзии. Среднюю школу закончила с золотой медалью.
Ана рассказала мне, что ее кумиры — Гете, Шиллер, Гейне и Томас Манн. Ее лицо озарялось, когда она читала наизусть их произведения в оригинале. Читала как профессиональная актриса: вдохновенно, с четкой артикуляцией и блестящим немецким произношением. После первой смены прослушивания радиоэфира в особняке, где разместилось наше разведуправление, звучало в ее исполнении стихотворение Die Lorelei («Лорелея») Генриха Гейне:
Ich weiss nicht, was soil es bedeuten, Dass ich so traurig bin, Ein Marchen aus uralten Zeiten, Das kommt mir nicht aus dem Sinn. Die Luft ist kuhl und es dunkelt, Und ruhig fliesst der Rhein; Der Gipfel des Beiges funkelt, Im Abendsonnenschein…{Не знаю, о чем я тоскую. Покоя душе моей нет. Забыть ни на миг не могу я Преданье далеких лет. Дохнуло прохладой. Темнеет. Струится река в тишине. Вершина горы пламенеет Над Рейном в закатном огне… (Фрагмент. Перевод С. Маршака)}В ее исполнении это звучало здорово!
При всей своей любви к немецкому языку, к германской литературе, Ана ненавидела фашистских оккупантов, которые вместе с украинскими полицаями 29 сентября 1941 года убили
3 апреля 1945 года
Немка рассказывает про «чубатых генералов»
Идет третий день моего нового назначения. Скучаю по своим товарищам по оружию и по нашему Бате. Строгий, мудрый, храбрый и добрый. Он все больше и больше напоминает мне моего отца. Мой отец, которого мы, его дети, и даже наша мама звали Пап, тоже был строгим, мудрым, храбрым и добрым человеком. А с подполковником Жихаревым я прошел боевое крещение от Курска, через всю Белоруссию, Польшу, Померанию и до немецкого Ландсберга. Вместе с тем я прекрасно понимаю: у меня, теперь офицера разведки штаба 2-й гвардейской танковой армии, появляется возможность значительно расширить свой кругозор, лучше понять, что происходит на всех фронтах. Если раньше мы с Батей слушали Би-би-си полулегально, то теперь отслеживание новостей не только Би-би-си, но и вражеских радиостанций входит в мои прямые служебные обязанности. Я должен анализировать услышанное, отбирать главное. Об Ане Липко я уже рассказывал. Капитан Троев окончил Киевский государственный университет, затем военные курсы армейских разведчиков; майор Заботин и майор Шустров закончили военные академии, а мой непосредственный начальник подполковник Андреенко — кандидат наук.
В 7.00 в самом первом своем докладе я воспроизвел в точности то, что сообщила английская радиостанция Би-би-си: «Красная армия прошла долгий путь от стен Москвы до Одера. Она готовится к своему последнему большому наступлению на Берлин. Маршал Георгий Жуков взял крепость Юострин… Он сейчас расширяет плацдармы на западном берегу реки больше чем на 20 километров в ширину и на 8 километров в глубину».
В передаче одной американской военной радиостанции я услышал и доложил о том, что генерал Эйзенхауэр приказал союзным войскам идти в глубину Германии, но не переходить через реку Эльбу, предоставляя таким образом Красной армии возможность взять Берлин. Союзные войска находятся сейчас на расстоянии 200 миль от Берлина, тогда как Красная армия находится менее чем в 50 милях от него. «Британский премьер-министр Уинстон Черчилль, — сказал американский радиокомментатор, — намерен обратиться к генералу Эйзенхауэру с просьбой пересмотреть свой приказ о том, чтобы союзные войска не переходили рубеж реки Эльбы». Американский радиокомментатор также сказал, будто Черчилль написал или сказал генералу Эйзенхауэру следующее: «Мы должны пожать руку русским как можно дальше на востоке от Берлина».
Подполковник Андреенко после этой части моего доклада усмехнулся и спросил:
— Что еще интересного услышали за ночь?
Мой ответ был следующим:
— Британская группа армий под командованием фельдмаршала Монтгомери движется в сторону немецких портов на Балтике. Американская 7-я армия наступает на Гейдельберг. 3-я американская армия под командованием генерала Патона соединилась с 1-й армией генерала Бредли. Французская армия движется на юг в сторону швейцарской границы. На Филиппинах американская морская пехота захватили Легаспи… Это все, товарищ подполковник. Разрешите нанести эти данные на карту?
— Да-да, Никлас. В 14.00 жду вас у меня в кабинете для работы с агентурными данными. Допуск уже оформлен.
Вечером, во время ужина, Ана Липко рассказала интересную историю о том, что немка, хозяйка особняка, в котором мы расположились, не захотела эвакуироваться, как многие немцы. Ей, очевидно, захотелось узнать, какие они — эти русские.
— Она живет во флигеле, как вы видели, — рассказывала Ана. — И вот что я заметила. Когда мимо ее окна проходит кто-то из наших генералов, она отворачивается от окна и плюется. Меня это заинтересовало. В чем дело? — подумала я и решила у нее прямо спросить: