Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945
Шрифт:
— Вот этот старик, — Долин показал на немецкого деда, — сказал нам, что в лагере сидят наши военнопленные союзники, что туда поехала машина с эсэсовцами, что они будут расстреливать американских и английских летчиков.
— Кто конкретно вам разрешил отклониться от маршрута?
— Наша совесть! — ответил взводный коротко и ясно.
— На этот вопрос вы нам ответите в военном трибунале! — сказал замполит.
— А ху-ху не хо-хо?! — рявкнул взбешенный Долин.
После этого «Виллис» замполита взревел мотором, сдвинулся с места, резко развернулся и поехал в обратную сторону. А Николай Долин дал старику еще одну сигару, и мы пошли на северо-запад
В наушниках наших танкошлемов снова послышался голос комвзвода:
Но разведка доложила точно, И пошел, командою взметен…Сразу скажу — до трибунала дело не дошло, перепалка между взводным и замполитом не получила своего развития, — вероятно, замполит, остыв, понял, что был резок, а главное — не прав по существу.
Рано утром нам доставили почту. Николай Долин получил письмо из Москвы от жены и шестилетней дочери.
— Вы послушайте, что мне дочурка пишет. Борис, прочти ты. У меня глаза мокрые…
Взводный передал письмо Борису, и тот прочел с выражением:
Дымкая папаха, Красная звезда. Это мой папашка — Впереди всегда!Мы все чуть не хором восхитились — «Здорово!».
Февраль 1945 года
Цилиндры. «Дуэль»
В конце февраля нам в роту привезли награды: ордена, медали, грамоты. Николай Долин, относившийся к ним спокойно (как, кстати, и я), приказал не надевать их, «пока они не будут как следует обмыты». Что это значило, мы, конечно, догадывались. Но реальность превзошла все наши фантазии.
На территории Померании наш танковый взвод с десантниками оказался в каком-то старинном роскошном замке. Кто-то пустил «пулю» (так называли в то время байку, сплетню, слух), а может быть, вовсе и не «пулю», о том, что этот «замок» принадлежал тому самому маршалу Бернадоту, который вместе с Наполеоном шел на Москву в 1812 году. Не знаю, так ли это, и, как говорят украинцы: «За що купыв, за то и продаю».
И еще одна просится цитата: «Дело было вечером, делать было нечего» — как-то раз мы скучали в ожидании подвоза солярки и снарядов. В центре первого этажа замка был большой зал с великолепным блестящим паркетным полом. Под потолком висела огромная хрустальная люстра, я таких никогда в жизни не видел ни в Америке, ни в СССР. Вдоль стен этой шикарной гостиной — полки с книгами в дорогих обложках. Но нам было не до книг. У нас появилась та самая возможность как следует обмыть ордена и медали. Нашли большую посудину, похожую на цинковое ведро, налили туда 70-градусного свекольного («бурячного», как его называли поляки) спирта, добытого в Лодзи на заводе, где его производили. Поместили на дно все ордена и медали (я тогда получил второй орден Красной звезды).
Но прежде чем приступить к обмыву, Иван Чуев втихаря притащил откуда-то со второго этажа то, что он нашел в комнатах на втором этаже, и решил показать Долину. Это были цилиндры, смокинги, манишки и еще какие-то причиндалы.
— Сколько их там? — спросил Николай.
— Навалом! — ответил Чуев.
— Есть идея! — заговорщицки подмигнул Чуеву комвзвода. — Тащи все сюда! Чтобы наш обмыв был по-настоящему торжественным, мы поверх комбинезонов
Чуев принес кучу аристократической одежды. Все мы, согласно приказу комвзвода, нарядились во фраки, смокинги, манишки, бабочки, напялили на головы цилиндры — и окружили посудину со спиртом. Когда все уже приготовились «принять на грудь» первую кружку, Николай попросил меня произнести торжественный тост на английском, чтобы это соответствовало нашему одеянию и богатой обстановке. Я нечто пафосное и красивое произнес по-английски. Все слушали внимательно, хотя ничего не понимали.
— Перевожу дословно речь, — сказал торжественно комвзвода, — которую только что произнес выдающийся представитель дружественного нам американского народа: «Так выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем за Рузвельта, выпьем и снова нальем!»
Вообще-то я ничего подобного не говорил, но возражать не стал. Тосту в переводе Николая Долина все поаплодировали и выпили по первой. Закусывали трофейными немецкими консервами «Молодые поросята» с галетами, потом задымили гаванскими сигарами «Ромео и Джульетта». После второй или третьей кружки Николай вдруг спросил меня:
— Ты можешь мне по-честному сказать, что ты в речи своей нам выдал?
На что я ему честно признался, что произнес слова шуточной песни, звучавшей в начале 30-х в Нью-Йорке. И перевел слово в слово:
— Пятнадцать веселых бродяг, мы — пятнадцать веселых бродяг; никогда не работаем, никогда не трудимся и веселимся, как только можем!
— И все?
— И все!
— А как же Сталин и Рузвельт?
— Так это же ты придумал, а не я…
В этот момент в зал вбежал наш часовой-десантник и заорал:
— Полундра! Немцы! Рядом!
Все, в чем были, оставив ордена и медали на дне ведра со спиртом, кинулись, с револьверами в руках, к танкам. Мехводам, стрелкам-радистам, командирам орудий и заряжающим пришлось цилиндры снять: в танке они не помещались. А три командира танков и автоматчики, запрыгнув на броню, остались в цилиндрах и смокингах с бабочками. Завели моторы, выехали на дорогу, проехали несколько километров. Фрицев не было, возможно, разбежались. А может, часовому просто стало обидно, что мы гуляем вовсю, а он на посту…
Возвращаясь на рассвете к «замку» за орденами и медалями, мы встретили на дороге нескольких с виду семидесятилетних стариков немцев на костылях. Они попросили у нас закурить и лишь после этого спросили, кто мы такие. Я им на полунемецком и полуанглийском (чтоб похоже было) ответил, что мы американцы. Они изумленно спросили:
— Как же вы оказались на Восточном фронте?
На что я им, указывая на небо, ответил:
— Parachute jump! (Прыжки с парашютом.) Verstehst du mich? (Поняли меня?)
— Ein Tank ist auch von dort? (А танки тоже оттуда?) — спросили они, указывая на небо.
— Yes, yes! — ответил я.
И мы уехали за орденами и медалями. В замке по поводу этого события мы от души посмеялись. Чего только не бывало на фронте! Не только драмы и трагедии, но и комедии!
…Вскоре после этого случая нашего отважного и отчаянного комвзвода Николая Долина не стало. Он пошел в танковую атаку первым. И, как всегда, наполовину высунувшись из своего люка. Снайперская пуля пробила в самом центре орден Боевого Красного Знамени. Борис заметил, что снайпер стрелял из островерхой немецкой кирхи. Борис снес полкирхи вместе со снайпером — одним бронебойным снарядом.