Американский Голиаф
Шрифт:
Не стоило омрачать радость, явно ощущавшуюся в письме из дома. В хорошем настроении Саймон станет щедрее и закроет глаза на Джорджевы расходы. А у того сейчас на счету каждый цент. Любые новости, умеряющие семейную эйфорию, были непродуктивны.
Каменотесы Буркхарт и Залле детально проработали и вылепили шесть глиняных моделей. Все они были недешевы. Все ни тепло ни холодно. Этим исполинам больше пристало сторожить детское кладбище, чем раскручивать глаза верующим и бить по голове правоверных атеистов.
Перед тем как отправиться в свое
Он лез из кожи вон, принуждая их увидеть то, что его исполину казалось само собой разумеющимся.
– Если бы его лучшему и любимейшему другу свалилась на голову сверкающая говяха архангела, мой великан этого даже не заметил бы, – говорил Джордж. – Если бы его возлюбленная оказалась прокаженной и ее отвалившиеся соски прилипли бы к его языку, в этом не было бы ничего особенного. Поймите, с чем вы имеете дело. Мой великан видел распятого Иисуса, и скорпионье жало каждого римского шипа отдавалось болью в его собственной умирающей плоти. Он был там, джентльмены. Он был там. Все это у него на лице. Все это в его теле. Вскрытие нашло бы в нем следы рая и ада. Его член погружался в лаву. Его ноги ступали по углям. Его мозг знал Апокалипсис. Его глаза иссушены кометами. Я молю вас об исполине, а вы суете мне мэра Дюссельдорфа. Хватит моделей. Берите свои стамески и идите к камню. Пусть чудище, которое в нем живет, добудет для вас вдохновение.
Пока шла лекция, Эдуард Залле успел осушить пинту и задремать, но Герхардт Буркхарт проникся. Он вскрикнул. Столь неожиданное осмысление внушило Джорджу слабую надежду.
Бросать этих рубил без присмотра было ужасно рискованно, однако Джордж не видел выхода. Финансов осталось на самом дне, и отец звал его домой наполнять Анжеликину печку. Что у каменотесов получится, то и пойдет в дело, или затею придется бросить раз и навсегда.
На Сларк-стрит Джордж появился неделю спустя. Дверь ему открыл Герхардт Буркхарт.
– А, мистер Хол, рад вас видеть.
– Готово?
– Вы принесли деньги? Надо еще уплатить бочару, который соорудил для вашего младенца дивную колыбельку.
– Ваши деньги у меня. Мой исполин у вас?
Джордж ждал, когда глаза привыкнут к густому желтому свету сарая. Сперва взгляд упал на Залле, спавшего в огромном, выстланном медью ящике из твердой сосны.
– Надеюсь, вашему великану будет удобно, – сказал Буркхарт. – Мы набьем гроб опилками и обтянем железом.
– Сосуд не есть напиток, – ответил Джордж. – Меньше всего меня волнует ящик.
– Что
– Избавьте меня от ваших шуток! – огрызнулся Джордж.
На верстаке он рассмотрел укрытую простыней гору.
– Дайте я разбужу Эдуарда, перед тем как снимать покрывало. Он хотел видеть ваше лицо.
Джордж ждал, пока Залле придет в чувство.
– Больше лампы и свечи, – зевая, проговорил тот. – Ты ему сказал про меня?
– Нет еще, Эдуард.
– Он наш шедевр. Я не продам его ни за какую цену. Мы здесь создали жизнь. Вы получаете полную рекомпенсацию на гранитный блок и сколько стоило его привозить. Но не исполина.
– Заткнись, Эдуард. – Буркхарт зажег лампу. – Он не думает, что говорит, мистер Хол. Он слишком к нему привязался…
– Я думаю, – перебил Залле. – Я бы не показывал вам, если бы Герхардт не упросил. Теперь посмотрели – и ушли.
– Десять футов и два с половиной дюйма в высоту, – бубнил Буркхарт, стаскивая саван. – От подбородка до макушки двадцать один дюйм. Шесть дюймов нос. Ноздри – три с четвертью. Восемь дюймов рот. Каждое плечо – три фута. Семь дюймов ладони, восемь – пальцы, пять – запястья. Три фута от бедра до колена. Ляжки шириной в фут. Икры девять с половиной дюймов спереди назад. Длина семнадцать с половиной дюймов. Фаллос что майское дерево. Вес почти три тысячи фунтов. Всмотритесь в лицо, в выступы челюстей, как натянуты сухожилия и мускулы. На этот раз точно не мэр Дюссельдорфа.
– Sch"ones. Sch"ones Kind. [17] – Заллє похлопал исполина по серой щеке. – Ну что вы скажете, и кому дело, что вы скажете? Сейчас мы поставим счета, и можете идти.
В горле Джорджа Халла застыл комок.
Немрак? Подвижные звуки? Что осталось от меня? Кто эти тени? Мои слуга? А ну быстро меня закрыть. Спрячьте меня. Этот свет – бедствие. Эти звуки невыносимы.
– Мне грустно видеть такое горе, – сказал Буркхарт. – Всего тремя-четырьмя сколами Эдуард заставит его улыбаться.
17
Прекрасное, Прекрасное дитя (нем.).
– Пока все отлично, – сказал Джордж.
– Пока? – вмешался Залле. – Ты слышишь этого филистера?
– Еще не все, – сказал Джордж. – Парень чересчур гладок.
– Конечно гладок. Мы столько его терли.
– Я не просил полировать. Он должен быть стар.
– Время и погода состарят его очень скоро, – возразил Буркхарт.
– Для меня это слишком долго. Мы запустим свои часы.
– Скажи этому человеку идти домой, пока я его не убил, – попросил Залле.