Американский Голиаф
Шрифт:
– Это очень плохо, – сказал Барнаби. – Я предал доверчивую женщину, решившуюся открыть мне свое сердце.
– Значит, купите себе другую хворобу. И в следующий раз, Рак, пожалуйста, печатайте на машинке. Всем нам пора учиться печатать. Играть на «литературном пианино», ясно?
– Меня воротит от этой штуки. Я не могу на ней писать.
– Так вышло, что Кристофер Шолс [13] приходится любимым племянником нашему обожаемому издателю. Когда он заявится опять, я не хочу говорить, что мистеру Барнаби Раку не нравится его игрушка. А хочу показать ему красивые страницы. И сказать, что мы ждем не дождемся,
13
Кристофер Шолс(1819–1890) – издатель и политик изобретатель пишущей машинки современного типа.
– Ее зовут Анжелика. И ей еще не скоро умирать.
– Анжелика? О боже, только не говорите. Не может быть! Ни за что! Вы, кажется, сказали, что она открыла вам свое сердце. А что еще она вам открыла в ваше рабочее время? Между нами, сэр Галахад, [14] как она?
Форт-Додж, Айова, 4 сентября 1868 года
Джордж Халл сидел в обеденном зале гостиницы «Сент-Чарльз» и, подолгу прикладываясь к стакану, запивал элем мясное филе с картофелем. Диетическое меню Саманты, ставшее еще более рафинированным с тех пор, как преподобный диспептик начал жаловаться на свой желудок, не предусматривало мясистых ребрышек. Мало того, желчный Турк убедил Саманту изъять из дома весь годный к питью алкоголь.
14
Сэр Галахад– согласно легенде о короле Артуре, рыцарь Круглого стола, которому за его безгрешность было суждено найти святой Грааль.
Саманта потчевала их вареной курицей, тушеной бараниной, целыми корзинами зелени, фруктовым пуншем, простоквашей и ромашковым чаем. Столь жалкая пища едва ли была способна утолить бешеный голод Джорджа, возросший в последнее время еще сильнее от невыносимого напряжения. Джорджу Халлу нужно было мясо с кровью и почувствовать, как впивается в горло крепкое варево.
Запасы его энергии изрядно истощились.
Несколько дней перед тем, как Анжелика уехала в Бингемтон, Джордж терзал ее, точно разъяренный лев. Ответ на его супружеский пыл был пресен, словно стряпня Саманты. Анжелика с очевидностью не возражала против частых вторжений, однако отзывалась на них скорее с дружеским терпением, чем со страстью или хотя бы с заметным энтузиазмом.
Джордж изо всех сил старался ее встряхнуть. Он искал трепета, но получал разве что рябь. Они соединялись дважды в день и трижды в ночь. Анжелика уехала домой, и пенис Джорджа поник белым флагом капитуляции. Мошонка болталась, как зоб. Измученные гениталии станут ерундовой платой, если его усилия принесут ощутимый плод. Но Джордж подозревал, что тело Анжелики подобно кардиффской ферме его кузена Чурбы Ньюэлла: неподатливая почва отвергает семя и притупляет страсть сеятеля. Плод для Анжелики возможен не больше, чем щедрый урожай для Чурбы.
Джордж заказал новую порцию эля.
Сегодня утром на гостиничных листах с неровными краями он написал кузену зажигательное письмо. Изложил сумасшедший план на шикарной бумаге. Писал он просто и подробно – ровно
В письме ничего не говорилось о ловушках и расплате. Заставлять волноваться человека, подобного Чурбе Ньюэллу, – ненужная жестокость. Грех умолчания оборачивался милосердием. Кроме всего прочего, согласие Чурбы было самой важной частью плана. Дело затевалось семейное и в нем не было места чужакам.
Можно ли доверять Чурбе что-либо сложнее мотыги? Джордж надеялся, что собственная глупость заставит кузена держать язык за зубами. Он не выпустит кота из мешка, пока не удостоверится, что это именно кот. Даже у Чурбы хватит ума не раскрывать рот, если Джордж объяснит как следует, что все шансы получить деньги зависят от их обоюдного молчания.
Проглотив эль, Джордж Халл услышал собственный смешок. Он вытер льняной салфеткой довольный рот, поковырялся в деснах зубочисткой из слоновой кости и закурил «Улисс-супремо». Расплатился за ланч твердой монетой, отправил письмо в Кардифф, рыгнул в лицо Богу и ушел по делам. Впервые в жизни Джордж пребывал в мире с собственным безумием.
Форт-Додж, Айова, 7 сентября 1868 года
Признаю: мои привычки неизменны. Логика подсказывает, что Исток всего один, хотя, возможно, есть Исток Истока, вполне возможно, Исток Истока Истока и так далее. Уютная космология. Но как объяснить столь сильное подозрение, что у меня сменилось начальство?
Форт-Додж, Айова, 9 сентября 1868 года
По приставной деревянной лестнице Джордж Халл спустился в щель, выдолбленную в скале. Каменоломня напомнила ему виденные где-то рисунки развалин Помпеи. Пыльный воздух был пропитан серым привкусом убийства.
На гранитных блоках сидели пятеро голых по пояс мужчин. Двое белых и трое черных, разделившись по цвету, поедали из корзинок ланч. Запивали они теплым пивом из бочонка. На Джорджа никто не обращал внимания. С таким же успехом они могли быть стадом пасущихся волов.
– Добрый день, джентльмены, – сказал Джордж. – Кто тут у вас главный?
Вгрызавшийся в кусок сыра белый поднял руку, украшенную драконьей татуировкой. Тело этой твари ползло по плечу, закручивалось кольцами вокруг волосатого торса и прятало в штанах зеленый хвост. Голова была кистью машущей руки. Зубы-ногти впивались в краюху черного хлеба.
– Я. Майк Фоли.
– Не хочется прерывать ваш ланч, – сказал Джордж, – но время не терпит, мистер Фоли.
– Ну так говорите, чего вам надо.
– Меня зовут Хол, я геолог, работаю на правительство Соединенных Штатов. Мне поручили собрать по всей стране образцы камня, характерные для каждого штата или территории. Я здесь как представитель президента.
– Хрен ему в ухо, – отозвался Фоли.
– Камень станет частью монумента Аврааму Линкольну, памятник сейчас проектируется, – ответил Джордж.
– Лады, если вам надо камень, то вы как раз вовремя – мы выбираем тут последние обломки. От шахты ни хрена не останется, разве только горный хребет, мать его так. Сколько вам надо на статую? Хорошо бы айовский гипс воткнуть на достойное место, бороду Честному Эйбу вырезать, а то и половину святейшей жопы.
– Вы не любите мистера Линкольна?
– Сам-то он мне что? Да только от этой его войны обезьяны разбогатели, а белые люди обнищали. Правильно говорю, мужики? Черномазые знают свою цену, ага?