Американский психопат

Эллис Брет Истон

— После того, как мы должны были встретиться? — спрашивает она.

Я медлю.

— Ну-у-у… да.

— Мы оказались в абсолютно пустом «Палладиуме». Всех пускали бесплатно, — она вздыхает. — Видели человека три-четыре.

— Знакомых? — с надеждой интересуюсь я.

— В клу… бе…, — произносит она, нарочно растягивая слова.

— Прости, — наконец говорю я. — Мне надо было… вернуть видеокассеты… — Потом, реагируя на ее молчание. — Ты же знаешь, я хотел бы увидеться с тобой…

— Я не хочу об этом слышать, — вздыхает она,

обрывая меня. — Что ты делаешь сегодня?

Я медлю, думая, как ответить, потом признаюсь:

— «Zeus Bar» в девять. Макдермотт. Хэмлин. — и менее безнадежно. — Хочешь с нами?

— Не знаю, — вздыхает она. Безо всякого намека на нежность она спрашивает. — А ты этого хочешь?

— Тебе обязательно нужно быть такой сентиментальной? — спрашиваю я в ответ.

Она вешает трубку. Я возвращаюсь на другую линию.

— Бэйтмен, Бэйтмен, Бэйтмен, Бэйтмен, — заливается Хэмлин.

— Я здесь. Заткнись ты, блядь.

— Мы все еще чего-то ждем? — спрашивает Макдермотт. — Давайте что-то решать.

— Я решил, что лучше сыграю в гольф. — говорю я. — Я давно не играл.

— Хуй с ним с гольфом, Бэйтмен, — говорит Хэмлин. — У нас заказ на девять в «Kaktus»…

— И заказ, который надо отменить в «1500», м-м-м, посмотрим… мы должны были там быть двадцать минут назад, Бэйтмен, — добавляет Макдермотт.

— О черт, Крэйг. Ну, отмени его сейчас, — устало говорю я.

— Господи, ненавижу гольф, — с содроганием заявляет Хэмлин.

— Сам отменяй, — смеется Макдермотт.

— На чье имя? — без смеха, повысив голос, спрашиваю я.

После паузы Макдермотт тихо произносит: «Керрутерс».

Мы с Хэмлином разражаемся смехом.

— Правда? — спрашиваю я.

— В «Zeus Bar» попасть не удалось, — говорит Хэмлин. — Так что «Kaktus».

— Клево, — подавленно говорю я. — Наверно.

— Взбодрись, — ликует Хэмлин.

Мой звонок ожидает, снова мигает и прежде чем мне удается решить, брать его или нет, Хэмлин устраняет дилемму за меня: — Если же вы не хотите в «Kaktus»…

— Погоди, мне звонят, — говорю я. — Подождите.

Жанетт в слезах.

— Ну, на что ты не способен? — всхлипывая, спрашивает она. — Просто скажи мне, на что ты не способен?

— Жанетт, детка, — успокаивающе говорю я. — Послушай, пожалуйста. Мы будем в «Zeus Bar» в десять. Хорошо?

— Патрик, пожалуйста, — просит она. — Со мной все в порядке. Я просто хочу поговорить…

— Увидимся в девять или десять, когда хочешь, — говорю я. — Мне надо идти. Хэмлин с Макдермоттом на другой линии.

— Хорошо, — шмыгает она носом, и беря себя в руки, откашливается. — Встретимся там. Я правда изви…

Я перещелкиваюсь на другую линию. Там остался один Макдермотт.

— А где Хэмлин?

— Положил трубку, — отвечает Макдермотт. — Он придет в девять.

— Отлично, — бормочу я. — Ну, теперь я спокоен.

— Кто это был?

— Жанетт, — говорю я.

Я слышу слабый щелчок, потом второй.

— Это твой или

мой? — спрашивает Макдермотт.

— Твой, — говорю я, — наверное.

— Подожди.

Я жду, нетерпеливо расхаживая по кухне из угла в угол. Макдермотт с щелчком возвращается обратно.

— Это Ван Паттен, — говорит он. — Я переключил его на третью линию.

Еще четыре щелчка.

— Привет, Бэйтмен, — орет Ван Паттен. — Дружище.

— Мистер Манхэттен, — говорю я. — Приветствую.

— А как правильно носить кушак? — спрашивает он.

— Я уже дважды отвечал сегодня на этот вопрос, — предостерегаю я.

Они вдвоем начинают говорить о том, успеет или нет Ван Паттен к девяти в «Kaktus», а я перестаю слушать голоса в телефонной трубке, вместо этого я с возрастающим интересом наблюдаю за крысой, которую я купил (мутант, возникший из унитаза, тоже у меня). Она сидит в новой стеклянной клетке, стоящей на кухонном столе, и пытается дотянуться тем, что осталось от съеденного кислотой тела, до навороченной системы Habitrail, чтобы попить из поилки, которую утром я наполнил отравленной минеральной водой Evian. Сцена кажется мне то ли слишком жалкой, то ли не слишком жалкой. Не могу решить. Опять звонит телефон, и этот звук выводит меня из бездумного бреда. Я прошу Ван Паттена и Макдермотта подождать.

Я включаюсь, выдерживаю паузу, потом произношу:

— Вы звоните домой Патрику Бэйтмену. Пожалуйста, оставьте сообщение после….

— О господи, Патрик, когда ты станешь взрослым, — стонет Эвелин. — Прекрати же. Ну зачем обязательно это делать? Ты действительно думаешь, что тебе это пройдет?

— Пройдет что? — простодушно интересуюсь я. — Моя самозащита?

— Что ты мучаешь меня, — дуется она.

— Милая, — говорю я.

— Да, — шмыгает она носом.

— Ты не знаешь, что такое мучения. Не знаешь, о чем говоришь, — толкую я ей. — Ты правда не знаешь, о чем говоришь.

— Я не хочу говорить об этом, — произносит она. — Где ты ужинаешь сегодня? — Ее голос смягчается. — Не поужинать ли нам в «TDK», скажем часиков в девять?

— Я ужинаю сегодня в «Harvard Club» один, — отвечаю я.

— Хватит дурачиться, — говорит Эвелин. — Я знаю, что ты ужинаешь в «Kaktus» с Хэмлином и Макдермоттом.

— А тебе это откуда известно? — спрашиваю я, не беспокоясь, что меня уличат во лжи. — И потом, это «Zeus Bar», а не «Kaktus».

— Я только что разговаривала с Синди, — говорит она.

— Я думал, что Синди собиралась на какое-то мероприятие насчет деревьев или кустов, — говорю я.

— Нет, нет, нет, — произносит Эвелин. — Оно на следующей неделе. Так ты не хочешь пойти?

— Погоди, — прошу я.

И возвращаюсь на линию к Крэйгу с Ван Паттеном.

— Бэйтмен? — спрашивает Ван Паттен. — Чем ты, блядь, занимаешься?

— Откуда, черт побери, Синди знает, что мы собираемся ужинать в «Kaktus»? — желаю я знать.