Американский Шерлок Холмс
Шрифт:
Если бы проход в ущелье был более отдален от палатки, то похищение преступников окончилось бы весьма плохо для Ника Картера и Секундино.
Но Ник Картер в две секунды скрылся в проходе.
Тем временем Секундино стрелял как безумный в слуг, стремившихся со всех сторон к палатке.
Воспользовавшись их замешательством, старик тоже побежал к проходу.
У самого входа он наткнулся на лежавшее на земле тело и сразу узнал дона Патрицио. Он поднял его на руки и понес дальше.
Тем временем слуги успели зажечь факелы и увидеть проход в ущелье.
Но едва они ворвались туда,
— Ну, теперь мы спасены, — воскликнул Ник Картер, — а вы, господа, — обратился он к своим пленникам, — арестованы! Рекомендую вам беспрекословное подчинение, иначе я все время должен буду оставлять вас связанными!
— Вы — Ник Картер! — вскрикнула мнимая донна Мерседес, узнав своего победителя по голосу.
— Да, я сыщик Ник Картер из Нью-Йорка! Я доставлю вас обоих в Мехико и выдам полиции по обвинению в том, что вы выдаете себя за законную владелицу гасиенды, тогда как вы на самом деле не донна Мерседес дель Корона, а ее сестра!
Она презрительно усмехнулась.
— Да, я сестра ее и не стесняюсь заявить вам об этом в настоящую минуту! Но вам придется доказать это! Доставьте нас в Мехико, там вас не поблагодарят за то, что вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются!
— Там видно будет, — спокойно ответил Ник Картер.
Когда пленники были доставлены в хижину Секундино, Транкилино снова заявил, что арестованная женщина не его мать.
Затем Ник Картер, старик Секундино, Транкилино и оба пленника отправились в Мехико, куда и прибыли на четвертый день.
Если бы у Ника Картера не было большой поддержки в лице влиятельного начальника полиции, он ничего бы не добился, так как явных улик против преступной четы не было.
Власти волей-неволей должны были поверить сеньоре, что она и есть настоящая Мерседес дель Корона, так как она предъявила соответствующие документы. А дон Патрицио не мог быть уличен ни в чем преступном.
Тем не менее правительство наложило арест на огромные владения, так как официального подтверждения кончины бежавшего из тюрьмы дона Иосифа не было. Над Транкилино был назначен опекун.
Старик Секундино остался при Транкилино, чтобы охранять его от покушений преступной четы, поселившейся в Мехико.
Дела Ника Картера в Мехико таким образом были закончены.
При прощании Транкилино взял с него обещание навещать его два раза в год.
Прощаясь с Секундино, Ник Картер сказал:
— Мне думается, вы согласитесь с моим мнением, что это дело еще не пришло к концу. Я предчувствую, что эта преступная чета замышляет новое покушение на Транкилино, а настоящая донна Мерседес больше не появится. Как только вы узнаете о грядущей опасности, немедленно известите меня. Мой адрес вам известен.
Старик обещал исполнить все, как ему сказал Ник Картер.
Ближайшее будущее показало, что Ник Картер не ошибся.
Фонограф-свидетель
— Мне почему-то кажется, что вы все-таки увлекаетесь, — обратился знаменитый сыщик Ник Картер к своему посетителю, молодому, изящному господину лет двадцати пяти, весьма симпатичному на вид.
Собеседники сидели в уютном
Гость Ника Картера, мистер Файрфильд, принадлежал к лучшему обществу; он был последним отпрыском аристократической семьи, обладал большими средствами и вел рассеянную жизнь холостяка, проживая в роскошных апартаментах дорогой Мамонтовской гостиницы.
— Нисколько, — ответил тот, — напротив, я уверен, что вам до сих пор еще ни разу не приходилось иметь дело со столь загадочным случаем, как тот, по поводу которого я явился к вам.
— Как вам сказать, — улыбнулся Ник Картер, медленно снимая пепел со своей сигары, — за время моей деятельности я все-таки уже кое-что видел. Но вы возбуждаете мое любопытство своими намеками. В чем же, собственно, дело?
— Как только вы это узнаете, вы не только заговорите о любопытстве, а безотлагательно и со всей присущей вам энергией приметесь за расследование этого, столь своеобразного, скажу больше, просто невероятного случая, — ответил Файрфильд. — Если бы я не слышал всего собственными своими ушами, если бы не задумывался глубоко над всем тем, что было мне сообщено как бы из другого мира, то я подумал бы, что сделался жертвой галлюцинации и не стал бы вас беспокоить.
Ник Картер снисходительно улыбнулся, глядя как его посетитель волновался.
— Не лучше ли будет, добрейший господин Файрфильд, если вы ознакомите меня с подробностями этого происшествия и предоставите мне судить, насколько оно своеобразно или чудесно, — спокойно заявил он. — Мы с вами беседуем уже почти четверть часа! У меня хотя и есть возможность выслушать вас, так как я сегодня никуда не тороплюсь, но все-таки желательно было бы знать, о чем именно идет речь — об убийстве, грабеже, поджоге и т. д. и т. д.
— Об убийстве! Об истории преступления, дошедшей до меня чрезвычайно странным, небывалым путем! Да, вы пожимаете плечами, мистер Картер, — с живостью продолжал Файрфильд. — Но, вы поймете мое волнение, когда я расскажу вам все. Эта злополучная тайна потрясла меня до глубины души и заставляет меня ломать голову над ее разрешением. И сколько я ни стараюсь, но ни до чего не могу додуматься.
— И все-таки я знаю об этом деле не больше того, что знал в начале нашей беседы, — прервал его Ник Картер, — попрошу вас рассказать мне, наконец, просто и ясно, что именно произошло в данном случае.
— Дело вот в чем, мистер Картер, — слегка вздохнув, сказал Файрфильд. — Произошло ужасное преступление, а место совершения его неизвестно. Молодая девушка убита своими собственными родственниками самым гнусным образом, но кроме Бога никто не знает ни личности жертвы, ни самих убийц.
— Начало довольно интересное, — согласился Ник Картер. — Продолжайте, продолжайте, дело начинает интересовать меня.
— Вы не то еще скажете, когда выслушаете меня до конца, — многозначительно отозвался Файрфильд. — Подумайте только: преступление никогда не было бы обнаружено, если бы голос самой, давно уже покоящейся в могиле жертвы, не заявил о происшедшем! Вы недоверчиво смотрите на меня. Возможно, что вы сомневаетесь даже в нормальности моих умственных способностей, но смею вас уверить, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти так же, как и вы сами.