Американское сало
Шрифт:
– Пан Шамилев любезно согласился помочь нам в предвыборной кампании, как он мне сказал в разговоре по телефону. Мы собрались сегодня обсудить вопрос о том, как лучше использовать большой потенциал структуры пана Шамилева и его единоверцев. Мы все понимаем, что на власти Автономной Республики Крым рассчитывать в полной мере нельзя, все они русские, а пан Шамилев и его молодые энергичные люди помогут нам с разноской агитационной продукции, да и…
– Пан Ищенко, я не собираюсь памагать вам с разноской агитационной продукции. Эта бесполезно, русских вы в Крыму не убедите ни в чем. Не тратьте зря силы и
Тимоченко и Паращенко удивленно переглянулись.
– Простите, может, я неправильно понял, но… – начал Ищенко.
– Сколько вы собираетесь взять на Западной Украине? Наверное, восемьдесят-девяносто процентов. А сколько в Полтаве и Киеве? Наверное, по пятьдесят-шестьдесят? В Одессе, в Николаеве? Наверное, процентов по тридцать-сорок? В Донецке, Луганске? Процентов десять-двадцать? А в Крыму? Не больше пять-десять? Я дам вам 20 процентов, столько, сколько вы не можете мечтат! 20 гарантированных процентов в самом сердцы юго-восточной, прорусской Украины. Мы купили американский социологический опрос у тех же людей, данными которых пользуетесь и вы. Вы не можете нам не верит! Сегодня рейтинг кандидата Ищенко в Крыму не превышает два процента. Так?
Тимоченко энергично кивнула, а Ищенко сделал неопределенный жест и чуть не смахнул со стола стакан с минеральной водой.
Шамилев вытащил пухлый социологический отчет со знакомым Ищенко логотипом на обложке. Точно такой же отчет лежал у него в сейфе.
– Я сам чиловек не ученый, но попросил наших ребят почитать. Вы можете вкладывать в вашу пропаганду в Крыму еще десятки миллионов долларов, но вы получите прирост в два процента. Не более. Мы все это знаем. Поэтому давайте не будем тут…
– Что вы предлагаете? – резко вскинула голову Юлия Тимоченко.
– Вы знаете, что крымские татары составляют двенадцать процентов населения полуострова. Но если они ВСЕ придут на выборы, при общей явке в пятьдесят процентов, то это составит более двадцати процентов при голосовании. Мои люди дисциплинированны, мои бригадиры знают каждого по имени, мы знаем братьев, сестер, мы знаем каждую семью. Придут поголовно все. Долгие годы жестоких испытаний приучили нас быть солидарными и дисциплинированными.
– Это деловой подход, и мне он нравится, – вступил в разговор молчавший до этого Петр Порощенко.
– Петр Петрович, мой кум и доверенный человек, в моей выборной кампании он отвечает за финансы, – пояснил Ищенко.
– Сколько вы хотите за свои двадцать процентов? – вновь вступил в разговор Порощенко.
– Лично вы не можете нам дать то, чего мы хотим, – твердо сказал Мустафа Шамилев, глядя на Порощенко немигающим взором.
– Да я и не переоцениваю свои возможности, мое состояние знают все, кондитерские изделия «Роща» вы прекрасно знаете, – попытался разрядить обстановку Порощенко, – если мои деньги будут недостаточны, вам могут заплатить американцы. Сейчас они финансируют большую часть кампании и пока удовлетворяют все наши запросы.
Мустафа отвернулся от Порощенко и в упор посмотрел на Ищенко. Каждое произносимое им слово было отлито в металл:
– Если. Пан. Думает. Что мы. Наемные агитаторы. То. Он. Очень. Ошибается.
Мустафа оглядел всех, наслаждаясь произведенным эффектом, и продолжил уже в обычном режиме:
– Мы серьезные люди, мы здесь решаем
– Почти семьдесят процентов жителей Крыма называют себя русскими и около пятнадцати процентов – украинцами. Независимый Крым тут же присоединится к России, это очевидно, – безапелляционно заявила Тимоченко.
– Татар и сейчас двенадцать процентов, но мы контролируем половину отраслей крымской экономики. Почему армия в сто тысяч человек может захватить страну с десятимиллионным населением? Потому, что она – армия, а они – мирное население. В Крыму мы, татары, – армия, а остальные – мирное население. Дайте срок – и нас будет не двенадцать процентов, а двадцать пять процентов уже в течение трех-пяти лет. Пару провокаций, пару поножовщин, и русские побегут из Крыма со скоростью сто тысяч человек в год. Им есть куда бежать, а нам бежать некуда, поэтому бежать будут они. На первых же выборах мы придем к власти и установим такие законы, каторые не снились и странам Балтии. Русским будет запрещено даже дышать, не то что куда-то баллотироваться. К тому же у нас есть помощь великой Турции, наших братьев-мусульман со всего мира.
– Обо всем этом не может быть и речи, я не могу торговать государственным суверенитетом, целостностью Украины. Как на меня посмотрит народ? Да меня выбросят из президентского кресла, даже если изберут. Это беспредметный разговор. – Ищенко встал из-за стола и прошелся по кабинету. Переговоры зашли в тупик, независимость Крыму обещать нельзя, но терять татарский ресурс не хотелось, поэтому Мустафу Шамилева не выставили за дверь со словами «разговор окончен». Все ждали от него новых, уже более разумных предложений.
– Мы – пострадавший народ. Нас выселяли с родной земли. Сейчас нам вернули землю, на которой мы не можем быть хозяевами. Это издевательство над народом. Сколько лет еще мы будем его терпеть? Или, быть может, вы, пан Ищенко, так же как Сталин, считаете, что мы пострадали заслуженно? Может, нам не надо было поддерживать немецкую армию в борьбе с Красной?
– Я этого не говорил. Вы знаете, что в Украине было тоже много патриотов, воевавших против Сталина, – поспешил ответить Ищенко.
Порощенко опять взял слово:
– Давайте не будем углубляться в историю, я знаю, что вы лично, Мустафа, пострадали от депортации. Но мы здесь деловые люди и собрались по конкретному вопросу.
Но Мустафу Шамилева не так-то просто было сбить с толку:
– Мы пострадавший, репрессированный народ. И украинцы тоже виноваты в том, что с нами случилось пятьдесят лет назад.
Нервы «украинского патриота» Ищенко не выдержали, и он поддался на провокацию:
– Мустафа! Пятьсот лет ваши предки практически ежегодно совершали набеги на мою страну, 500 лет вы травили посевы, сжигали села, убивали мужчин, насиловали женщин, угоняли в рабство детей и продавали их в Турцию! И вы после этого называете себя пострадавшим народом? Да ведь из-за ваших набегов все Поднепровье представляло собой дикое поле, тут никто уже не селился!