Аметистовый блин
Шрифт:
– Есть еще компас, – предложил он.
– Компас?… – Сережа вдруг подумал, что Майка, далекая от географии, этого предмета и не признает. – Валяй! И термометр – обязательно! Знаешь, такой длинный, как для ванны!
– Слушай, – засомневался вдруг умелец. – Это же выйдет вот такая дура!
Он показал руками. Сережа прямо-таки увидел в этих руках здоровенный отбойный молоток для асфальта. Наверно, и сам Виктор Иванович в этот миг его представил – руки умельца задрожали, как если бы он удерживал на весу вибрирующее от избытка силищи включенное
– Вот и прекрасно, – одобрил Сережа. – Чем больше – тем лучше. Знаешь что? Ее еще можно установить на штативе. Дай бумагу!
Он положил стопку листов на хлипкий настил и принялся рисовать, одновременно объясняя.
– Вот тут будет койка… ну, массажная кушетка… на ней – пациент… тут – штатив… тут – штанга…
Виктор Иванович следил за авторучкой, меняясь в лице: то уважение переходило в ужас, то ужас – в уважение.
– И все это – вокруг фитюльки весом в полкило? – наконец осведомился он.
Сережа понял, что увлекся.
– Ну, в общем, ты сам лучше знаешь, – туманно сказал он. То ли эти слова отменяли все фантазии напрочь, то ли Сережа всего лишь рассчитывал, что народный умелец загонит их в разумное русло – этого Виктор Иваныч сразу не понял.
Но за пятьдесят лет жизни и двадцать лет работы с научными сотрудниками он уверовал не столько в силу их разума, сколько в силу их склероза.
Виктор Иванович не сомневался в том, что, явившись за окончательным вариантом аппарата, Сережа и не вспомнит добрую половину своих сегодняшних инструкций.
И он оказался прав.
Майка меж тем носилась по городу как наскипидаренный кот. Она вычислила врагов и плела интриги. Первым делом она побывала у всех знакомых журналистов и поменяла рекламу. Теперь она раскрывала ту коммерческую тайну, которую у нее все равно уже украли, и пускала в ход другую. На следующей неделе она открывала в салоне кабинет литотерапии! И раскидала по редакциям пресс-релиз, посвященный методу доктора Бадигиной. Особый упор делался на преследования, которым подверг Бадигину лично товарищ Сталин. Майка знала, за что непременно уцепится пресса. А про радиоактивность белых прожилок нагретого сердолика там упоминалось как бы вскользь, без единой цифирки. Уж больно прост в изготовлении был рекламируемый аппарат…
Попутно она узнала, что коллеги Данки в растерянности не побрезговали и милицией. Они дружно отнесли туда заявление о пропаже – и столь же дружно вынесли его оттуда. Им сказали, что молодую активную женщину разыскивать незачем – наверняка потеряла счет времени в чьей-нибудь постели. Поскольку маньяков в том месяце не обнаружилось, а последний выловленный специализировался на мальчиках, коллеги отбыли восвояси.
Еще Майка навестила несколько салонов красоты, с которыми поддерживала дипломатические отношения, поделилась печальной информацией и собрала полезную. Закончилось все это в ночном баре, откуда, вопреки традиции, она выбралась без Сережиной помощи.
Когда Майка
– Это я, – сказал знакомый голос.
– Данка?!?
– Ну!
– Ты где? – воскликнула Майка.
– Не знаю!..
Голос был хоть и Данкин, но несколько жалобный.
– Как это – не знаешь?
– Это совершенно незнакомое место.
– Что за место?
– Контора какая-то. Мебель новая, копм, факс, все дела… И кухня!
– Какая еще кухня?
– Да говорят же тебе – я заперта в каком-то кабинете! – взорвалась Данка. – Я даже в окно выбраться не могу! Посмотрела вниз – так это по меньшей мере десятый этаж!
– Как ты туда попала?
– Понятия не имею! Майка, ты слышишь? Майка, мне страшно… Со мной что-то не то происходит…
– А что ты помнишь?
– Ничего…
– Так не бывает! – убежденно возразила Майка. – Пистолет при тебе?
– Знаешь – да…
– Ну так чего же тогда бояться?
Молчание было ответом.
– Данка! Данка! – завопила Майка. – Что там с тобой?
– Мне безумно страшно, – отвечала Данка. – Я не понимаю, что со мной! Майка, я, кажется, сошла с ума! Мне мерещится какая-то чушь!
– Какая именно?
– Мне кажется, будто за мной следит чудовище… Какое-то огненное чудовище со щупальцами и большой красной пастью… Оно разевает ее для меня… А щупальца – с белыми когтями!
– Так, – сказала Майка. – Это всем мерещится, кто сидит один в помещении. Дальше!
– Да нет же! Это – как удав и кролик! Оно тащит меня к себе! Оно меня в себя засосало…
Майка онемела.
– А потом выплюнуло? – вдруг сообразив, что в желудке у чудовища телефона нет и быть не может, обрадовалась она.
– Ну да!
Понемногу выяснились подробности.
Чудовище возникло в спальне Наследника, когда возмущенная Данка, прислушиваясь к голосам собутыльников, в том числе и к голосу Маркиза-Убоища, боялась пошевельнуться и, чтобы хоть чем-то себя занять, разглядывала сокровища на полках.
Она открыла старинную плоскую деревянную шкатулку с выпуклой крышкой, по которой петлял тонко вырезанный узор. Шкатулка оказалась изнутри поделенной на двенадцать отсеков, и в каждом на черном бархате лежал большой округлый отшлифованный камень. Были они разных цветов, а величиной – не меньше средней клубничины. Данка даже захотела вынуть один – и тут ощутила тревогу. Она не подносила камня поближе к глазам и не наклонялась, чтобы рассмотреть его поближе, она еще не настолько слепа, чтобы камень носом ощупывать, однако он затмил все – и полку, и шкатулку, и прочие камни. Данка вскрикнуть не успела – как рыже-розовое сияние, прорезавшееся в его глубине и стремительно разросшееся, закогтило ее белыми шипами, всосало в себя, и с пистолетом вместе.