Аметистовый блин
Шрифт:
Данка поставила шкатулку куда велено и отошла в сторону. Отец Амвросий, чтобы не видеть бесовского действа, отвернулся. Филармонический артист, любитель эффектов, напротив, уставился на шкатулку во все глаза.
Два камня испустили тонкие лучи – белый и бледно-лиловый. Два светящихся столба, две прозрачные, примыкающие друг к другу колонны возникли над шкатулкой. Это действительно было очень красиво.
Но вдруг выросла и третья колонна – похожая на фонтан красного вина.
В ней обозначились две невысокие фигурки. Вино побледнело, обрело прозрачность – и стало ясно, что это два мальчика, два
– Пора, – сказал один. – Мы сделали все, что могли. Мы спасли этих троих силой энергии Маздезишн…
Он указал на отца Амвросия, Лилиану и Маркиза-Убоище.
– Мы уходим, Гранат, – Алмаз вошел в белый столб, и его судейская мантия заискрилась, словно граненая, и синие искры побежали по ней.
– Мы найдем другого хранителя, – повторил, входя в свою призрачную колонну, Монбар.
– Мы постараемся его найти, – поправил Алмаз.
– Гранат, ты же – хранитель будущего! Ну, сделай же для нас что-нибудь! – воскликнула Данка.
– Скажи ей, Законодатель, – мальчик в красном обратился к Алмазу, как к равному. – Я не могу допустить ее к знанию! Хватит с моего отряда и того, что мы сделали для тех троих.
– Вы взяли у них двенадцать часов настоящего времени, – вмешался Монбар, – и вы должны вернуть энергию двенадцать часов моему отряду!
– Ну уж нет, время и энергия давно истекли, так что они принадлежат моему отряду! – забыв, что она уже не Сердолик, возмутилась Данка.
– Время, – сказал Алмаз. – Время!
– Даниэль! – вдруг вскрикнула Майка. – Не оставляй меня тут!
Флибустьер уставился на нее с изумлением сквозь светящуюся стенку.
– Ты с ума сошла?! – сразу поняв намерение бывшей жены, вмешался Сережа.
– Что ты ТАМ будешь делать?
– Ты же мой командир! Я – из твоего отряда! Я – Оникс, слышишь? Я – Оникс!
– Никакой ты больше не Оникс! – Сережа был зол, как никогда. – Хватит с тебя минеральных подвигов!
– Сереженька!..
Обычно Майка исхитрялась не произнести, а прохныкать мужнее имя. Сейчас же она его простонала, и это вышло уже не смешно.
– Ну, я Сереженька, – отвечал атлет. – Ты подумай хорошенько – тут вся твоя жизнь, друзья, подруги, твой салон… Ты же попала туда случайно, ты же там просто спаслась от смерти!..
– Моя жизнь? – переспросила она. – И главным образом ты? И если я уйду – тебе некого будет опекать и воспитывать? Сереженька – это не моя жизнь!
– Почему вдруг не твоя?
– Сереженька, я – Оникс…
– Ага, оникс, – согласился Сережа, умеющий обращаться с безумцами. – Это замечательно.
– Я сколько себя помню, чувствовала, что живу какой-то не своей жизнью, что я в нее случайно откуда-то свалилась и должна терпеть, – Майка обращалась вроде бы и к бывшему супругу, но глядела при этом на Даниэля Монбара. – Я честно искала дело, в которое бы себя вложила! Я – Оникс! Я вдохновлять должна! А тебя я никогда и ни на что не могла вдохновить!..
– Данка! Лилиана! Ну хоть вы ей скажите! – Сережа презирал женскую логику, но сейчас именно на нее была вся надежда. Эти две сумасбродки могли изобрести такой действенный довод, какой нормальному человеку и в голову бы прийти не смог.
Данка
Ведьма подняла с пола почти упакованную сумку и молча вложила ее круглые ручки в ладонь Майки, более того – сомкнула ей пальцы. И так вздохнула… с такой непритворной завистью!..
– Некого мне тут вдохновлять! Некому дарить идеи! – как бы подводя итог недолгой жизни непонятно где и непонятно зачем, восклицала Майка. – А без этого я не могу… Я действительно Оникс! И мое место – в пирамиде Вайю!
Майка шагнула к шкатулке – и светло-полосатый луч, вращаясь, возник из камня и тоже превратился в прозрачную колонну, по которой пробегала переливчатая рябь.
– Признал хозяйку, – сказал Монбар. – Алмаз, она действительно из моего отряда. Нельзя ее здесь оставлять.
– Да, – отвечал Алмаз, чуть усмехнувшись. – Забирай ее. Ты не возражаешь, Гранат?
– Будущее нельзя выпросить, его можно только выбрать навсегда, – сказал мальчик.
Монбар протянул Майке руку – и она ухватилась за эту мощную, черной шерстью поросшую руку, и шагнула в полосатый завихряющийся свет, исходящий от оникса, и встала рядом – как бесстрашный котенок рядом с мощным кудлатым черным ризеншнауцером.
– Я всегда искала способ быть нужной… Я всегда хотела исцелять… А Оникс – целитель! Понимаете?
– Да.
Сережа не понял, кто сказал это – Алмаз или Аметист. Сияние четырех лучей налилось силой, съело сперва лица и одежду, потом силуэты. И ушло обратно в шкатулку – как теряет высоту струя воды из выключенного фонтана.
– Майка… – произнес Сережа.
Произошло нечто – чересчур стремительное для атлетического понимания и чересчур обидное для атлетической души. Человеку, который всегда и везде был прав, сталкиваться с такими событиями опасно. Особенно человеку, который всегда твердо знал, что и для кого в этой жизни лучше…
Данка опустилась на корточки, подняла шкатулку и закрыла ее.
И встала посреди комнаты, опустив голову.
– Тебя проводить? – спросил Маркиз-Убоище.
Теперь, когда Майка ушла навеки, он получил хоть временное, а пристанище, и Данка могла больше не опасаться его приставаний.
– Не надо, – сказала она. – Спасибо. Мне ничего не угрожает. И у меня же есть пистолет.
– Пистолет… – проворчал Сережа. – Нашли кому доверять ценности…
Вдруг он вспомнил те страшные минуты жизни, когда предлагал этой рыжей авантюристке руку и сердце. Он был первый, кто догадался сделать это – и Данка, при всех своих недостатках умевшая держать слово, теперь просто обязана стать его женой!
Сама она, однако, об этом вспоминать не стала. Может, честно забыла, кто ее разберет… хотя не каждый же день получаешь предложения от красы и гордости тренажерных залов…
А может, ждала, пока он потребует исполнения обещания.
Но не дождалась. Конечно, Сережа понимал, что Данка сейчас нуждается в поддержке, но в какой-то другой, не интимной, не мужской, и не обнимать же ее за плечи, бормоча утешительные глупости, в самом деле!..
Данка, ни с кем не прощаясь, направилась к двери. Сережа не то чтобы шагнул – он качнулся, собираясь сделать шаг. Молча проводить по ночному городу – вот это было бы по-мужски, по-атлетически. Тут же перед ним оказалась Лилиана.