Аметистовый венец

Дэвис Мэгги

Де Кресси кивнул:

– Но ведь все это делается достаточно разумно и умело. Когда король Генрих нанес сокрушительное поражение своему брату Роберту, старшему сыну Завоевателя, которого все прочили на английский престол после смерти короля Вильгельма Руфуса, король не стал возбуждать всеобщее негодование, приказав казнить своего брата. Нет, король Генрих пожизненно заточил бедного Роберта в тюрьму, где обеспечил ему вполне сносные условия.

– Так же он поступил и с Робертом Беллемом, – заметил Фицгамелин. – Хотя это настоящее чудовище, заслуживающее

самой мучительной смерти. Достаточно только вспомнить, как ради своего удовольствия он пытал самых отважных рыцарей. Тем не менее он продолжает жить в роскоши в своей тюремной башне.

Подхлестнув свою лошадь, Констанс догнала сержанта Карсфу.

– По-видимому, с сэром Эверардом случилась какая-то беда, – сказала она маленькому смуглому рыцарю. – Я ужасно беспокоюсь за него. Как вы думаете, что с ним могло произойти?

Он сдержанно ответил:

– У сэра Эверарда много врагов.

Констанс надоело слышать одно и то же. Она и сама прекрасно понимала, что Эверард Сожон не всегда пользуется общей любовью.

– Стало быть, вы, как и другие, верите, что на него было совершено нападение?

Он отвел взгляд:

– Честно говоря, миледи, я не думаю, чтобы сэр Эверард добровольно оставил службу у вас.

В его голосе прозвучали странные нотки. Констанс откинула капюшон и взглянула на него в упор.

– Что все-таки случилось, Карсфу? Как вы думаете, для чего сэру Эверарду могла понадобиться… корова?

– Трудно сказать, – с искренним недоумением ответил он. – Корова могла быть ценным даром для какого-нибудь жителя селения, если бы сэр Эверард хотел получить что-нибудь взамен.

Констанс не могла представить себе, чего сэр Эверард мог бы хотеть от жителей селения. Она хотела расспросить еще кое о чем, но они уже подъехали к дверям ее дома. Встретить госпожу вышел привратник и громко позвал конюха, чтобы тот занялся лошадью миледи.

Де Кресси и Фицгамелин пьяно спорили, что им делать: вернуться в гостиницу с Робертом Фицджилбертом, чтобы еще поболтать за кружкой эля, или устраиваться на ночлег.

Констанс громко пожелала им спокойной ночи. Оба вассала быстро спешились, помогли ей спуститься на землю, преклонили перед ней колени и почтительно поцеловали руку. Она посмотрела поверх их голов на Фицджилберта, который улыбнулся ей в ответ.

Вслед за привратником Констанс вошла в дом. В задней его части, весело болтая и пересмеиваясь, стояли несколько служанок. Констанс не стала им мешать. Если попозже ей что-нибудь понадобится, она призовет их.

Констанс взяла в нише свечу и пошла вверх по лестнице. Хотя она и выпила достаточно много вина, но после поездки по свежему воздуху почти протрезвела, вот только голова немножко побаливала.

В ее комнате горел камин, но окно было широко раскрыто, и в комнате было холодно. Констанс проворчала что-то нелестное по адресу служанок, поставила свечу и пошла закрывать окно.

Еще стоя лицом к окну, она почувствовала, что в комнате кто-то есть. Тогда она стремительно повернулась и увидела

при свете свечи, что на ее кровати, заложив руки под голову, по-хозяйски развалился Сенред. Его длинное тело было по-прежнему облачено в одежду из пестрых лоскутов.

Он усмехнулся:

– Вы почему-то одна, леди Констанс? А где же этот шепелявый Фицджилберт, который просто сгорал от желания попасть в вашу постель?

Констанс не могла сдвинуться с места. Вино все еще мутило ей голову. Она испытывала такое же дикое смятение, что и при каждой их встрече, даже в присутствии посторонних. А сейчас, наедине с ним, она чувствовала себя совершенно беспомощной.

– Как вы сюда попали?

Ее комната находилась на втором этаже.

– Через окно.

Он вытащил руки из-под головы и по-кошачьи потянулся.

– В досках и штукатурке есть углубления, которыми при определенной сноровке можно воспользоваться.

Она смотрела на него открыв рот. Ничего удивительного, что он взобрался в ее комнату по стене. Ведь он человек отчаянный, безумец. Она видела, как он поддразнивал самого короля Генриха.

Констанс бросила быстрый взгляд на дверь. Если действовать осторожно, она могла бы пройти мимо кровати, но только нельзя показывать ни малейшего страха. Ведь он безумец, стоит ему заметить, что она испугана, как все пропало.

– Если вы пришли, чтобы отомстить, – хрипло произнесла она, – знайте, что я не держу против вас никакого зла. Что случилось, то случилось.

Что такое она говорит? Возможно, этот помешанный даже не помнит, что именно случилось в канун Дня Всех Святых.

– Я знаю, ваш рассудок сильно пострадал из-за той трагедии, которая произошла с вашим другом.

Сенред сел на кровати.

– С моим другом?

Она с отчаянием посмотрела на дверь.

– Да. С Пьером Абеляром. Всю эту печальную историю мне поведала моя… человек, который знал их обоих.

Он спустил ноги с кровати.

– Они рассказали вам и обо мне?

Когда он выпрямился во весь рост, его хотя и ленивая, но неотразимая красота уже не в первый раз поразила ее. Она не могла забыть, как в День Всех Святых он прижал ее к столу и, без всякого труда преодолев ее сопротивление, овладел ею. Воспоминание об этом прочно гнездилось в ее памяти. И даже сейчас она чувствовала трепетание своей плоти.

Она облизнула губы, думая, что на нее еще действуют винные пары. Может быть, позвать на помощь, поднять весь дом? Тогда он уйдет. Как и пришел – через окно.

Сенред обошел кровать.

– Милая леди, что бы вам ни говорили, я не друг Пьера Абеляра.

Она попятилась. О чем он говорит? Все знают о происшедшей с ним трагедии.

– Вы сами не знаете, что говорите, Абеляр был вашим учителем – неужели не помните? Вы лишились рассудка в Париже, потому что во время вашего там пребывания…

– Вы ничего не знаете ни обо мне, ни об Абеляре.

Констанс пятилась от него, пока не уперлась спиной в стену. Тогда она подняла руки, чтобы оттолкнуть его.