Аметистовый венец
Шрифт:
Смакуя вино, Констанс наблюдала за парой шпагоглотателей, мужчиной и женщиной, которые засовывали себе в рот раскаленные кочерги. Она полушутя думала, что если бы вышла замуж за человека с собственными детьми и вела спокойный, размеренный образ жизни, то отнюдь не была бы несчастлива. Могла бы завести еще детей. Об этом, во всяком случае, стоит подумать. Может быть, она и не возражала бы, если бы их отцом был добрый, надежный рыцарь, любящий своих детей, как их, несомненно, любит Моршолд.
Раздумывая над всем этим, Констанс невольно искала взглядом высокую фигуру в туго облегающем
А ведь она взрослая женщина, богатейшая наследница Англии. Для нее величайшая глупость – потерять голову из-за уличного жонглера, бродячего певца, которому может взбрести в голову невесть что: забраться в ее походный шатер или вскарабкаться в окно спальни.
«Почему бы мне не влюбиться в кого-нибудь основательного и степенного?» – спрашивала себя Констанс, жестом повелевая слуге подлить вина в кубок барона. Почему бы, например, ей не остановить свой выбор на таком красивом и, похоже, влюбленном в нее Роберте Фицджилберте?
Невозможно отрицать, что племянник Клеров очень популярен при дворе. Из всех молодых рыцарей он пользуется наибольшим успехом. Девицы ходят за ним табуном, украдкой от матерей, они томно вздыхают и закатывают глазки за спиной у Роберта. И, видя, как упорно ухаживает Фицджилберт за ней, думала Констанс, они, без сомнения, говорят между собой, что в свои двадцать два года она просто старуха, да еще с двумя детьми на руках. В их возрасте она, вероятно, придерживалась бы такого же мнения.
Шпагоглотатели покинули сцену. Вместо них в центр зала с веселыми громкими возгласами, позвякивая небольшими цимбалами, выбежали ярко одетые танцовщицы-сарацинки. Констанс нагнулась к Томасу Моршолду:
– Мои вассалы говорят, что король Генрих просто обожает подобные зрелища.
Сарацинки были мускулистыми женщинами с дерзкими глазами. В длинные черные косы у них были вплетены золотые монеты. Танцевали они босиком на грязном дощатом полу, одетые, как и предсказывали де Кресси и Фицгамелин, в платья с открытыми лифами, которые почти не скрывали их грудей, и прозрачные шелковые юбки, завивавшиеся во время танца вокруг их лодыжек. Констанс буквально онемела, когда они обеими руками высоко подняли юбки и закружились в бешеном вихре.
Томас Моршолд быстро повернулся, заслоняя собой это пикантное зрелище, и перевел разговор на скачки, которые всю неделю происходили на винчестерском ипподроме. Ставки там были, как никогда, высоки.
Его маневр, однако, имел мало успеха. Ему так и не удалось полностью закрыть танцовщиц.
О святой Иисусе, у этих женщин не было никакого нижнего белья под юбками! Когда они задирали свои цветастые юбки и трясли ими перед собравшимися гостями, можно было видеть не только их интимные места, но и что они чисто выбриты. Констанс не могла оторвать от них глаз. Да и все другие тоже.
– Я не играю на скачках, – отчаянно пытался отвлечь ее Моршолд, – хотя и выставлял пару своих кобыл.
Констанс вдруг
– Но их же пригласили мои вассалы, – с трудом выговорила она.
– Да, я знаю, – быстро отозвался он. – Я слышал, как они хвалились, что подобрали специальную развлекательную программу для короля Генриха, но они и сами не знали, что это за программа. – Кончики его губ стали нервно подрагивать. – Но я вынужден признать, что де Кресси прав, утверждая, что, будь Генрих здесь, ему это очень понравилось бы.
В этот момент на подмостки вспрыгнула полненькая танцовщица и задрала свои юбки прямо перед Моршолдом. Сначала он был захвачен врасплох, но тут же оправился, его глаза широко открылись.
Взглянув на его лицо, Констанс невольно прыснула.
Барон поднял руки, как бы отгораживаясь от танцовщицы. Но это только ее подзадорило. Она обнажила свои белые зубы в веселой ухмылке и звякнула цимбалами. Затем опустила юбки и вытащила из открытого лифа смуглую грудь. Сарацинка перегнулась через стол и, подхватив грудь ладонью, потрясла ею перед бароном.
Констанс разбирал смех, но она сдерживалась, понимая, что должна держать себя в руках перед бедным Моршолдом. Она замахала рукой на танцовщицу и с трудом выговорила:
– Уходи отсюда, уходи!
Рыцарь, стоявший позади нее, воспринял эти слова как приказ. Он перепрыгнул через стол и схватил танцовщицу за обе руки.
Прежде чем Констанс могла что-либо предпринять, Карсфу подал сигнал, и его рыцари ринулись на подмостки, разгоняя визжащих танцовщиц, которые в панике так и не поняли причины вооруженного вмешательства, если таковая и была. В полном смятении они стали сбрасывать с себя одежды и кидать их в рыцарей. Домашняя охрана Констанс, захваченная врасплох такой беззастенчивой тактикой, не знала, что ей делать. Только коренастый Карсфу взвалил одну полуголую орущую сарацинку на плечо и попытался ее унести.
Несколько мгновений гости сидели в смятенном молчании.
Затем раздался всеобщий взрыв хохота.
– Сэр Томас, я… – начала было Констанс, но так и не смогла добавить ни слова. Она подперла подбородок ладонью и вся затряслась от сдерживаемого смеха.
Он поглядел на нее суровым взглядом. Тем временем рыцари Констанс гонялись между столов и скамей за полураздетыми, громко вопящими танцовщицами.
– Король был бы в восторге, – торжественно произнес он, перехватив ее взгляд.
Его лицо сморщилось, и он вдруг захохотал.
Констанс не могла вымолвить ни слова. Икая от безудержного смеха, она прислонилась головой к его плечу. Наконец люди де Кресси и Фицгамелина очистили подмостки и вывели две пары борцов, которые мужественно сцепились друг с другом. Но знатные гости с ехидными насмешками кидали в них кусками хлеба и требовали, чтобы на сцену вернули сарацинок.
В это уже довольно позднее время в мокром от дождя плаще появился Жюльен Несклиф и бросился на скамью рядом с Констанс, довольно небрежно кивнув Томасу Моршолду. Его намоченные волосы спутались, рыжеватая борода слиплась в узкий клин. Нетрудно было догадаться, что не только де Кресси и Фицгамелин задерживались на всю ночь в городе.