Амир
Шрифт:
– Но Амир же получил…или не хватило…
– Раньше только убийство жертвы утоляло этот голод. История с королевой показала, что любовь может остановить этот процесс, она уже не отдает свою энергию мужу…
– То есть кроме крови, она еще и просто энергию ему передавала?
– Да, уже получив ее кровь, Глеб забирал ее энергию, ее жизнь. Только когда он смог перебороть свою сущность хищника по отношению к ней, как жертве, полюбив ее, он смог остановить этот процесс. А королева его любила и сама предложила ему свою кровь и жизнь.
– Сама?
– Да.
Но как-то совсем не по любви отдавала-то, даже не очень понимала, что делаю, эмоций совсем никаких…
– Алекс, ты все знаешь, получается, что я сначала отдала Амиру свою энергию с эмоциями, а только потом кровь?
– Да, по закону убивая жертву, хищник получает с кровью сразу все, и эмоции и энергию. Ты отдавала частями и неизвестно, что с тобой может произойти.
– Да было уже…
– Мы не знаем, тем более, что ты можешь передавать свою жизненную энергию не только Амиру.
– Если у меня все неправильно, не по закону, то и у Амира тоже?
– Да.
И мой организм сразу отреагировал на промелькнувшую мысль, которую я даже осознать не успела, мгновенно оледенела, как сквозь туман услышала крик Алекса:
– Рина!
Ледяной панцирь не давал возможности двинуться, давил на кожу, которая уже примерзла к нему так, что не оторвать. Холод проник внутрь тела, кровь практически не двигалась, застывала, превращалась в колючки, которые уже не помещались в сосудах, рвали их с невероятной болью. Осталась только мысль, она билась в голове и не давала возможности всему телу превратиться в кровавую ледяную статую. Звуки отдельных букв бились об лед, который трескался, расходился мелкими лучами и снова застывал, как только они уходили в сторону. И так раз за разом, звуки постепенно замолкали, их сил уже не хватало, и лед перестал трескаться, отвечал едва ощутимым сотрясением.
Огонь обжег невыносимым жаром сразу все тело, лед вспыхнул, загорелся ярким пламенем, сжег кожу и взорвал тело. Пустота.
Баба-Яга нервно ходила по избушке, стучала клюкой по полу и шипела:
– Ишь чего вздумал, расколдовывать собрался, слова ищешь, тропинку топчешь, куда ведет, не знаешь, а идешь и идешь. Свет говоришь, а какой тебе свет, когда из тьмы сначала выйти надо, чтобы свет тебе показался, а ты сам тьма, тьма да камень. Не достичь тебе света, не будет он тебе светить никогда! Не допущу этого!
– Любовь – это свет.
Глаза были грустными, в них поселилась безнадежность, они говорили о любви, в которую не верили.
– Любовь говоришь, а ты знаешь, что это? Как любить-то больно, невыносимо, а ты боли не знаешь, вот когда почувствуешь боль, от которой умереть захочешь, вот тогда тебе она и явится, а пока ты даже лучика малого не достоин. Ты тьмой своей его сразу гасишь, даже если малая толика появится. А знать не можешь, каково этой толике образоваться, сколько свету надо муки принять, боли пережить, да сколько слез пролить. Крови да страдания столько забрал,
И как ударила клюкой об пол:
– Свет поверить тебе должен, не испугаться тьмы твоей, сам засветить от радости да счастья! Тогда и твоя тьма отступит!
Неожиданно Баба-Яга успокоилась, оперлась на клюку и хитро улыбнулась:
– Только помни, обмануть свет нельзя, ты свою премудрость оставь, раз любви хочешь. Говори, как умеешь, правду говори, да слушай сам.
Я проснулась как от толчка, сразу открыла глаза и увидела Амира. Он прошептал:
– Рина…
– А где…
– Кто?
И я все вспомнила, разговор с Алексом и сон с Бабой-Ягой. Прислушалась к своим ощущениям: вроде нигде не болит.
– Ты давно вернулся?
– Вчера. Ты о ком говорила, об Алексе?
И такой тон, что я вздрогнула, даже глаза сощурил нехорошо.
– Он где?
– На посту.
А сам аж побледнел, резко поднялся с колен и отошел к цветам, встал перед нашим букетом и руки в карманы спрятал. Я никак не могла понять, что случилось, с чего он вдруг так отреагировал на Алекса, почему таким тоном и таким взглядом. Надо его отвлечь, потом разберусь с таинственной бледностью.
– Что случилось?
– Ты опять отдавала мне энергию.
А сам голову наклонил, даже плечи округлились, скукожился всем своим гигантским телом. Мозг успел раньше вспомнить мысль, которая билась в ледяной ловушке тела, прежде чем организм успел что-то сотворить с собой.
– Я подумала о тебе, поэтому так получилось.
– Ты обо мне думала?
Он так стремительно оказался на коленях передо мной, что я вдавилась в подушку.
– Амир, ты меня пугаешь, не надо так быстро.
И о чем это я? Неужели это я говорю? Научилась кокетничать во сне? Баба-Яга научила? А голосок какой, даже Амир удивился, странно взглянул, и темнота из глаз исчезла. Я улыбнулась собственным мыслям и спросила:
– А умных жен, которые о своих мужьях неправильно думают, кормят?
– Ты неправильно думала? Что ты подумала?
– А в том, что умная, ты не сомневаешься?
– Нет.
Ответ честный, голубизна только ярче стала, и тревожность ушла, даже едва заметная улыбка проявилась. Я вздохнула и решилась озвучить свои мысли, доверие, так доверие, но Амир вдруг жестким тоном меня остановил:
– Молчи.
Я лишь удивленно подняла брови, только собралась признаваться, сам просил, и вдруг так.
– Не говори ничего, после своих мыслей ты много энергии потеряла, не надо, все может повториться.
Я сначала кивнула, сама испугавшись воспоминания о ледяном панцире, но потом решительно вздохнула и заявила:
– Амир, эта мысль на самом деле правильная, и ты рядом, ты же меня спас, правда?
– Рина…
– Возьми меня за руку и если что, сразу и спасешь.
Баба-Яга права, нельзя тьмы бояться, а раз муки свету предначертаны судьбой, ему надо научиться силы копить.