Амлет, сын Улава
Шрифт:
– Именно поэтому я не стану молчать, а расскажу все до конца, только ты меня больше не перебивай, – немедленно подобрел скальд.
Мы прервались: парус хлопнул раз, другой, но
Викинги, тем не менее, рассаживались по скамьям: предстояло немного поработать.
К разговору вернулись уже на следующий день, почти в виду Рейкьявика, и вышел он похожим на лист пергамента, на который совсем было нанесли огамические штрихи, но передумали и скомкали основу вместо того, чтобы отскоблить и написать что-то иное.
Запомнились по-настоящему только последние слова Игги Остербергссона, прозванного Вспышкой: «И получится скальд огромного умения, но вовсе лишенный сил. Что толку будет от Песни, если ты не сможешь сгущать гальдур?»
После этой, последней в той беседе, фразы, знатный скальд принялся петь ветру, и я понял: ему не до меня и моего непонимания важных вещей.
Один я, меж тем,
– Знаешь, Амлет, а это даже хорошо, – начал он, не поздоровавшись: глупо делать вид, будто первый раз за день видишь того, кто и так постоянно с тобой. – Хорошо, что есть некие, эмм, ограничения.
– Чего ж хорошего? – искренне возмутился я. – Так бы призывал бы тебя в лихую минуту, и не было бы никого, способного победить нас двоих!
– Герой бы получился такой, знаешь, неравновесный, – пояснил Строитель. – Мало того, тебе бы еще и было все время скучно.
Я решительно поднялся и пошел от одного борта к другому: моих шагов здесь было ровно десять, и я принялся вышагивать их один за другим, разминая немного затекшие ноги. Всякому известно: здоровый мужчина должен делать не менее десяти тысяч шагов в день, вот только непонятно, как их, шаги, считать. Десять тысяч – это ведь не десяток и даже не сотня, нипочем не досчитаешь, непременно собьёшься!
Конец ознакомительного фрагмента.