Амон-Ра
Шрифт:
Пела она песню благоговения и любви к Творцу, она молилась Ему песней, а из ее больших небесных глаз одна за другой выступали крупные капельки слез. Они медленно струились по ее сияющим щекам, превращались в жемчуг, падали прямо на струны и, соприкасаясь с ее пальцами, усиливали божественность льющихся звуков. Песне стало тесно в большой комнате, звуки ее вылетали через окна наружу, пробивали стены, открывали двери всех комнат дворца. Звуки песни, как крылатые ласки и поцелуи, облетали сад и доставляли всему живому и неживому радость бытия; они, как утренняя роса,
Почуяв божественное вдохновение, запели все соловьи, собравшиеся в саду из разных далеких краев. Ручеек оживился, потянулся вверх в исполнении огненного танца, а облака на небе приняли образ молящейся Матери Мира. Вокруг дворца собралась толпа и, затаив дыхание, впитывала духовную пищу.
Плакал Юстиниан, и слезы доставляли ему облегчение. Пение Августы связывало его душу с необъяснимым еще для него светом. Амон-Pa, щедро отдавший огонь сердца Августе, а потому сам изнуренный и ослабленный, теперь восполнял чистейшую Высшую силу через ту незримую нить, которую протянула Августа своей песней между его сердцем и Беспредельностью.
Августа закончила свою песню-молитву, песню-хвалу. И песня, заключенная в звуках арфы, становилась Вечностью.
Амон-Pa исполнил волю Господа Бога.
Юстиниан долго не мог выйти из оцепенения.
— Августа, моя богиня! — воскликнул он.
Августе, исполненной необычного счастья и радости, казалось, что все происходит во сне. Да, действительно, она почувствовала, что песня о величии Творца, о благоговейной любви к Нему, лившаяся прямо из ее сердца, и голос, и звуки арфы, создававшие Высшую Божественную красоту, были не сравнимы с прежними песнями.
Августа сияла.
— Богиня моя… Богиня моя! — не находил других слов для выражения своего восхищения и любви Юстиниан. Он бросился к ней и так же, как в Афинах пять лет тому назад, поднял ее своими мощными руками вверх и пронес по комнате. А Августа смеялась, смеялась, и смех ее тоже был похож на песню.
Осторожно опустил Юстиниан Августу и подбежал к мальчику. Расцеловал ему руки, лицо, прижал к себе.
— Что мне для тебя сделать, сын божий, мальчик-загадка! Скажи мне, чем тебя наградить за спасение жизни Августы! Все равно, я буду в вечном долгу перед тобой! — вырвались у него слова эти.
Юстиниан убедился, что Амон-Pa не могут соблазнить никакие богатства. Он был готов одарить его щедро, но чем? Может быть, подарить ему этот дворец с огромными владениями, где он может жить как царь? Но Амон-Pa не прельстить ничем. И вдруг он вспомнил, что сказал ему мальчик неделю тому назад, когда вез его к Августе. Юстиниан пообещал тогда, что если тот спасет жизнь Августы, то вознаградит Амон-Pa равным ему по весу количеством золота. Амон-Ра ответил: "Я ничего от вас не хочу. Но если сделаете одно хорошее дело, тем самым украсите свою честь". Юстиниан был готов выполнить все, что скажет ему этот чудо-мальчик.
— Скажи мне, Амон-Pa, чем мне оплатить свой долг перед тобой? — умоляюще произнес Юстиниан.
Амон-Pa ласково взглянул на римского вельможу, в сердце которого все больше
— Господин, — сказал он своим спокойным голосом, — Августа вылечилась по воле Господа, я лишь исполнил Его волю. У вас нет никакого долга передо мной, а перед Богом мы будем в вечном долгу.
— Тогда что мне сделать для Господа Бога, скажи мне, мальчик! — взмолился Юстиниан.
— Господин, постройте Храм на другой стороне реки Иордан, перед вашим новым дворцом. И поручите строительство тому же самому неизвестному вам архитектору. Эго доброе дело украсит вашу честь.
Юстиниан и не задумался.
— Согласен! Пусть будет воздвигнут величественный храм, подобного которому мир еще не знал! — и сразу добавил: — Однако этого недостаточно, чтобы я проявил свое служение Господу. Скажи, что мне еще сделать?
— Сердце вам подскажет, господин…
— Да, подскажет сердце, однако пока я научусь языку своего сердца, пройдет время. А я не хочу медлить. Прошу тебя, дай совет!
— Господин, раз вы настаиваете, скажу вам. Зачем вам новый дворец? Разве мал вам тот, который уже имеете? Подарите новый дворец Августе, чтобы она использовала его по заданию Свыше. Она есть мать для не имеющих матерей и свет для не имеющих света. Она ангел Господа!
Юстиниан вздрогнул, он не ожидал такого совета.
Новым дворцом он намеревался утвердить в Иудее свое величие, прославиться в Римской Империи. "И вот мое испытание, — промелькнуло у него в голове, — я или тот молодой богач, который не пожелал следовать Иисусу Христу, или тот, который пройдет сквозь игольное ушко, чтобы усилием воли завоевать Царство Небесное".
С сердца Юстиниана упал тяжелый камень собственника. Лицо его просветлело.
— Августа, моя богиня, бери новый дворец, он твой! Ты есть мать и свет для нуждающихся, ты ангел Господа. Пользуйся дворцом, как сочтешь нужным!
В это же самое мгновение перед Августой опять возникла тайна камня-письма: дворец, мать, свет… Что все это значит?
— И этого недостаточно для служения Господу! — продолжал Юстиниан.
— Человек никогда не исчерпает возможности своего служения Господу, — сказал Амон-Ра.
Но Юстиниан не унывал.
— Я уже начинаю это служение, мой чудо-мальчик! Потому, может быть, продать все свое имущество и раздать деньги бедным?
Амон-Pa понял, что богатство и высокое положение теряют свою власть над Юстинианом, сердце его готовится для творения добра. Нет, Юстиниан не должен раздавать имущество. Так обесценятся блага. Будет куда лучше, если он, свободный от чувства собственника, обратит свое богатство на свершение добрых дел.
— Господин, расскажу я вам старинную восточную мудрость, — ответил Амон-Ра. — Однажды ученики спросили Благословенного (Одно из имен Будды Гаутамы. — Прим. ред.): "Как нам понять заповедь, которая призывает отказаться от собственности и имущества? Один ученик оставил все вещи, и все имущество раздал бедным, но Ты все же упрекаешь его в собственности. Другой же оставил все при себе, но от Тебя не заслужил упрека".