Амон-Ра
Шрифт:
Ой, как много времени прошло с тех пор, как Августа сама заточила себя в четырех стенах этой комнаты и лишила себя света и солнечных лучей. Что происходит во дворе? Летают ли еще птицы? Поют ли в саду соловьи? Цветут ли еще розы и распускают ли свой дивный аромат? Бежит ли по-прежнему ручеек со своими чарующими песнями? Плывут ли на небе облака и шлют ли они на землю живительный дождик? Да неужели Августа идет в собственный сад, чтобы приласкать и птиц, и розы, и ручеек, и облака?
Смело и с верой пошла она за Амон-Ра, сердце которого направляло силу и веру к сердцу Августы через союз их рук.
— Госпожа, вы есть украшение вашего сада.
Августа улыбалась, как
Сад дышал большой жизнью. Но появление Августы внесло в него особую радость. От Августы, как от тысячегранного бриллианта, заискрились тысячи радуг. Они лились от цветка к речке, от речки к птицам, от птиц к синему небу, от неба к камням. Они кружились и своим прикосновением ко всему живому дарили им улыбки радости и нежные поцелуи счастья. Да, саду давно не хватало этих радуг, улыбок и поцелуев своей прекрасной хозяйки. В ответ ее радугам и поцелуям каждая сущность сада направляла на нее части своей живительной силы.
Над головой Августы вспорхнул соловей, потом сел на веточку распускающейся и благоухающей розы, настроил голос и запел, возвеличивая Творца. Августа затаила дыхание, вместе с трелями соловья запела и ее душа.
— Госпожа, соловей поет для вас, — сказал Амон-Ра.
Соловей умолк на секунду, и, будто перелетая с одного куста на другой, вдруг устроился на плече у Августы и опять запел, но пел он уже новую песню — хвалу жизни.
Августа оглянулась. Где ручеек? Да вот он! Она подошла к ручейку и опустилась, чтобы приласкать его. Опустился рядом с ней и Амон-Pa, он не отпускал руку Августы. Она пальцами дотронулась до подпрыгивающего на камнях ручейка: "Здравствуй, милый!" Ручеек сперва замер от радости и дал Августе взглянуть на себя в зеркало воды: "Смотри, какая ты красивая!" Потом неожиданно ручеек подпрыгнул, затанцевал, разбился о камень и брызнул холодными каплями по лицу и платью Августы. Она засмеялась звонким смехом, одной рукой зачерпнула из ручейка воды и поцеловала. Счастливые от поцелуя Августы, струйки воды поспешили обратно, а на ладони остался небесного цвета жемчуг.
— Посмотри, Амон-Ра, что это такое? — восхитилась Августа.
— Госпожа, это дарит вам ручеек в знак любви к вам! — ответил Амон-Ра.
Странным оказался небесный жемчуг: от ладони он направился вверх, медленно передвигаясь по руке, по шее, по щеке и остановился в центре открытого лба женщины, к которой возвращалась ее былая красота. Устроившись там, жемчуг начал испускать тонкие синие лучики. Августа провела рукой по лбу, взяла оттуда жемчуг двумя пальцами и положила себе на ладонь, но жемчуг опять весело и теперь уже быстро пробежал тот же путь и устроился на прежнем месте.
Увлеченная шалостями жемчуга Августа сразу не заметила, как лучи солнца заиграли на ее лице. "Ах", воскликнула она, ибо лучи проникли ей в глаза. Она зажмурилась, потом закрыла глаза, но от лучей все равно не избавилась. Да ей и не хотелось избавляться от них. Она широко распахнула глаза и с улыбкой взглянула на Солнце. "Спасибо тебе!" И пучок солнечных лучей тут же пробрался в ее в сердце. Августа опять обрела жизненную силу, теперь уже от самого Солнца.
Совсем разошелся ветерок. Раньше он был более вежливым, но сейчас его не остановить — треплет ей волосы. Поправляет она их, но он продолжает шалить. Одной рукой она не успевает привести себя в порядок, а другую не выпускает из своей руки Амон-Ра.
Где облака? Куда они подевались? На небе ни одного облачка
Амон-Pa крепко держит руку Августы и ведет в сторону праздничных ворот.
Врата открываются, и на белом коне появляется высокий всадник.
Увидев Августу, и конь, и его всадник застыли на месте.
Всадник не верит тому, что видят его глаза. Но потом, — "Августа, моя богиня!" — кричит он с восторженной радостью, прыгает с коня и бежит к ней.
— Августа… Августа… Августа… — не перестает повторять Юстиниан. Он опускается на землю, обеими руками обнимает ноги любимой женщины, целует ей колени, — Августа… Августа… — Юстиниан плачет.
Свободной рукой Августа обнимает Юстиниана, взъерошивает ему волосы и тянет к себе. Юстиниан смотрит на нее снизу вверх, и душа его трепетно принимает ее очаровательную улыбку. Взгляд Юстиниана переходит на Амон-Pa. Стоя на коленях, он ростом с него и смотрит ему в глаза. Что за глаза у этого мальчика? Юстиниан утонул в них, как песчинка в море, в море доброты и сочувствия, и вдруг познал, как очищается его душа.
— Амон-Pa, беспредельно твое великодушие! Прости меня, мальчик, прости меня! — он обнял его за плечи, прижал голову к его маленькой груди и так продолжал плакать счастливый Юстиниан.
Это длилось несколько минут. Наконец Августа опять взяла его за волосы и нежно притянула к себе. Юстиниан встал и с лицом кающегося посмотрел сверху на Августу и Амон-Pa. Ростом Амон-Pa был до плеч Августы, а Августа ростом была до плеч Юстиниана. Но теперь уже Юстиниан понимал, что самый маленький среди них был самым большим.
За изгородью дворца послышались радостные голоса детей:
— Идет Иисус… Мессия… Идет Иисус Христос… Христос идет!.. Аллилуйя, Аллилуйя!..
Сердце Амон-Pa затрепетало.
Вот почему он стремился к сегодняшнему дню и почему говорил Августе, что на третий день будет она ходить по собственному саду! Это потому, что направляющийся в Иерусалим Христос, оказывается, должен был сегодня пройти по этой дороге, которая за изгородью дворца. Ему надо еще раз увидеть Иисуса Христа. Его должна видеть Августа. Может быть, он и Андрея увидит!
— Амон-Ра, что происходит? — спросила в недоумении Августа. — Разве эти дети говорят правду?
— Да, госпожа, дети сообщают всем радостную весть. Пойдемте посмотреть на Мессию, Сына Божия! — ответил Амон-Ра. Второй рукой он взял руку Юстиниана и потянул их за собой. Они покорно последовали за ним: Августа — полная веры, радости и благодарности, Юстиниан же — не разобравшись еще в себе, до конца не понимая, участником какого события он становится.