Ампирный пасьянс
Шрифт:
Нападение Наполеона на Египет по сути своей был агрессией, направленной против турецких владений, поскольку земли фараонов тогда входили в состав оттоманской империи. Французские словесные декларации симпатии по отношению к Порте не могли изменить этого факта, так что ничего удивительного, что султан Селим III высылал против Бонапарте одну армию за другой, и что французский посол в Константинополе, Пьер Руффен, был посажен в замок Семи Башен. Странным было за то, особенно для британской, австрийской и российской дипломатии, что султан посылает все эти армии неохотно, под нажимом собственных министров, что турецкий посол в Париже, Эс Сейид Али, не был отозван, и что при султанском дворе действуют какие-то странные силы, вызывающие то, что падишах не проявляет особой ненависти к
Почти сразу же после окончания египетского похода, Селим III удивил своих предыдущих союзников мирными жестами по отношению к Парижу, на которые Франция ответила крайне тепло. Собственно говоря, это можно было бы объяснить гневом султана относительно России, которая все более явно пыталась захватить Молдавию и Валахию, но английская разведка (намного более эффективная в то время в сравнении с российской и австрийской вместе взятыми) постепенно начинала догадываться, что на самом деле все гораздо сложнее, либо – если кто так считает – гораздо проще. С этого мгновения люди из Интелленджис Сервис начали разыскивать скрытую пружину профранцузских симпатий в закоулках сераля падишаха.
Эти симпатии привели к тому, что уже 9 октября 1801 года Талейран и Эс Сейид Али подписали в Париже предварительные мирные соглашения. Послы Англии и России в Константинополе делали все возможное, лишь бы не допустить нарождающийся альянс, только им не удалось взять ни единой карты противника в той игре, которую сами же и задумали. До сих пор, как правило, британское золото всегда творило "чудеса", а вошедшая в поговорку подкупность турецких чиновников вместе со слабостью характера Селима III, казалось, должны были стать союзниками Альбиона. Но здесь – о чудо! – все усилия были напрасными, все та же таинственная сила всякий раз перебивала любой ход русских и англичан, которые бессильно глядели, как отношение султана к Консулу превращается в увлеченность, если не во что-то большее.
Дело окончательно открылось, когда Наполеон выслал в Константинополь своего доверенного ученика, молодого корсиканца, драгунского полковника Хораса Себастьяни. Себастьяни вез письмо от Консула падишаху, в котором, среди всего прочего, было такое предложение: "Я был бы весьма рад отстроить ту старую дружбу, которая выстояла уже много столетий, и всегда была полезна для наших двух держав (…)". Селим III ответил чрезвычайно сердечно, тем самым положив конец англо-российским интригам, и 25 июня 1802 года в Париже между Францией и Турцией был заключен мирный договор.
Наиболее болезненно почувствовали его англичане, ведь ни для кого рост могущества Наполеона не был столь опасен, как для них, и только они начали догадываться, кого же следует благодарить за этот удар. Британская разведка упоминала о таинственной женщине в султанском гареме, чему вначале Лондон не верил, ибо вся история настолько отдавала "романом", что поверить в нее было просто невозможно.
В течение нескольких последующих лет альянс все же не приносил тех плодов, которых можно было от него ожидать. Замешанная в сложнейшие политические игры Турция, опасаясь за Молдавию и Валахию, но еще больше боясь мятежной Сербии, лавировала, имея за спиной российскую мощь (в то время, как Наполеон со всеми своими замечательными словами находился ой как далеко) и несколько раз (в том числе, и по вопросу князя д'Энгьена) поддержала Россию против Франции. Не без значения был здесь и тот факт, что более половины министров, заседавших в турецком Диване, были подкуплены Россией и Англией. Потому-то таким изумлением для России (а более всего, для министра Чарторыйского) стал новый профранцузский поворот в турецкой политике, увенчанный гарантиями нерушимости Турции в франко-прусском трактате от 15 декабря 1805 года.
В 1806 году, когда после Руффена послом Франции в Константинополе был именован Себастьяни (к тому времени уже дивизионный генерал), турецко-французские дипломатические отношения сцементировались в горячую дружбу, а личное отношение Селима III к Наполеону начали принимать черты мистического поклонения. Это уже не было увлечением, но братской любовью одного монарха к другому, в политике вещью крайне редкой. Хотя англичанам и русским в это время удалось поднять на мятеж против монарха янычар и иерархию мусульманской церкви, организовать несколько заговоров и бесчисленное количество антифранцузских интриг – султан, во всех остальных
У британской разведки к тому времени имелись крепкие доказательства, свидетельствующие, что профранцузской политикой Селима III управляет ближе неизвестная одалиска европейского происхождения. Но опять же, когда агенты донесли, что она, скорее всего, состоит в родстве с императрицей Жозефиной, лондонское правительство посчитало это фантастической сказкой, придуманной, вероятнее всего, французским "Секретным Кабинетом" или же самим Фуше.
Когда английские и российские просьбы и угрозы не принесли никакого результата, царская армия вторглась на придунайские территории Турции, нанеся туркам несколько военных поражений и захватив Бухарест. В этот же самое время Франция воевала с Пруссией. Желая приободрить союзника, Наполеон после битвы под Йеной написал ему из Познани (1.12.1806 г.): "Пруссия, вступившая в союз с Россией, перестала существовать. Мои армии стоят на Висле; я занял Варшаву. Поляки поднялись на бой за собственную независимость. Вот момент (…) Дальнейшая Твоя слабость по отношению к России будет слабостью и приведет к утрате Оттоманской Империи". Осмелившийся Селим собрал своих везирей (16.12.1806 г.) и в присутствии Себастьяни объяснил им ситуацию. Через восемь дней Порта объявила России войну – тотальную войну ради защиты ислама. Хотя Наполеон не мог прислать обещанных 25 тысяч солдат, в Константинополь начала поступать французская амуниция, оборудование и приличное число инженеров, занимавшихся артиллерией и фортификациями, с последующим асом номер один наполеоновской разведки на Востоке, знаменитым Бутеном во главе [О Бутене см. в главе о даме пик].
Русские не могли принять вызов, поскольку – битые Наполеоном в Польше – должны были перевести значительные силы с южного фронта на северный. За них перчатку подняли англичане.
Выполняя указания Лондона, британский посол, Арбутнот, потребовал от Селима III (25.01.1807 г.): возобновления англо-турецкого союза от 1798 года, передачи флоту адмирала Дакворта (он оперировал в Эгейском море) дарданелльских фортов и 15 военных судов, окончательного отречения от Молдавии в пользу России, а также высылки из Турции Себастьяни со всем его персоналом. Подбодренный Себастьяни султан ответил на наглый ультиматум как однозначно, так и весьма зрелищно – он немедленно выбросил из Турции Арбутнота со всем его персоналом.
19 февраля 1807 года британский флот форсировал Дарданеллы и устроил резню для турецкой эскадры, стоявшей на якоре у мыса Нагара (6 кораблей было сожжено полностью) и беззащитной, поскольку экипажи находились на берегу по причине религиозного праздника. Это разъярило султана (командующий обороны Дарданелл был обезглавлен), но в то же самое время полностью сломило. Наушники и английские агенты умело подпитывали пораженческие настроения, так что Селим III уже был готов принять все условия ультиматума Арбутнота. Себастьяни попросили, чтобы он покинул город, когда же тот отказал, великий везир передал, что не ручается за жизнь французов. Но вдруг, совершенно неожиданно для всех, после нескольких визитов в гарем, султан еще раз поменял мнение и перестал настаивать на отъезде Себастьяни.
Весы колебались в нервной атмосфере до того момента, когда Себастьяни – пользуясь дружелюбной атмосферой – бросил на них решающий груз: высланное из Варшавы с датой 20 января 1807 года письмо Наполеона, информирующее султана о том, что российская армия все время отступает. "Вот Вам самый подходящий момент – писал император – чтобы Ваше Высочество консолидировало собственных подданных и сделало решительные шаги с целью возвратить могущество своей стране. Нельзя давать врагу ни мгновения передышки…". Одновременно, импульсы, посланные из закоулков сераля, пробудил фанатизм толп и направили его против англичан – жители Константинополя направились в сторону валов, чтобы под руководством Бутена и его инженеров укрепить столицу. Работа эта заняла семь дней.