Амулет Самарканда

Страуд Джонатан

Я смотрел, как они приближаются: толстый и тонкая, хромой и сутулая. Здоровый глаз Шолто неотрывно следил за мной сквозь монокль. Они остановились в нескольких метрах от меня. Женщина снова щёлкнула пальцами и, к некоторому моему удивлению, каменные плиты, на которых они стояли, медленно поднялись в воздух. Пленные бесы в камнях время от времени ворчали, вздымая ношу, но в целом плиты двигались очень плавно. Ни тебе рывков, ни раскачивания. Вскоре плиты остановились, и двое волшебников, очутившись на одном уровне со мной, уставились на меня. Я ответил бесстрастным взглядом.

— Ну что, очнулся? — спросила женщина.

Голос её напоминал битое стекло в ведерке со льдом. [Примечание: Неожиданно острый. И очень холодный. Видите, как я стараюсь, чтобы как можно лучше описать вам все подробности?] — Отлично. Тогда, быть может, ты сможешь нам помочь. Во-первых, как твоё имя? Я не желаю тратить время впустую, именуя тебя Бодмином; мы уже подняли документацию и знаем, что оно не соответствует действительности. Единственный джинн, носивший это имя, был убит во время Тридцатилетней войны.

Я пожал плечами и ничего не ответил.

— Мы желаем знать твоё имя, цель твоего визита к мистеру Шолто и всё, что тебе известно об Амулете Самарканда. Но прежде всего мы желаем знать, кто твой хозяин.

Я смахнул волосы с глаз и пригладил их. Взгляд мой рассеянно блуждал по комнате.

Женщина не выказывала ни гнева, ни нетерпения; её голос оставался всё таким же ровным.

— Не хочешь вести себя разумно? — спросила она. — Ты можешь рассказать нам всё прямо сейчас или чуть позже. Дело твоё. Кстати, мистер Пинн не думает, что ты проявишь благоразумие. Потому-то он и пришёл сюда. Ему хочется посмотреть, как ты будешь мучиться.

Я подмигнул излупленному Шолто.

— А теперь ты мне подмигни, — поддразнил его я (хотя, честно признаться, мне было не до шуток). — Прекрасное упражнение для подбитого глаза.

Женщина шевельнула рукой, и её плита скользнула вперёд.

— Ты сейчас не в том положении, демон, чтобы хамить. Позволь, я опишу тебе состояние дел. Это — лондонский Тауэр, где отбывают наказание враги правительства. Быть может, ты слыхал об этом месте? Вот уж сто пятьдесят лет, как сюда доставляют волшебников и демонов всех мастей. И никто из них не вышел отсюда иначе как по нашей воле. Это помещение окружено тремя слоями магической защиты. Пространство между слоями постоянно патрулируют бдительные батальоны хорл и утукку. Но чтобы добраться до них, тебе нужно выбраться из твоей сферы, а это невозможно. Ты находишься в Скорбном Шаре. Стоит тебе лишь прикоснуться к нему, и он разорвет твою сущность. Стоит мне приказать, — она произнесла какое-то слово, и силовые линии сферы вздрогнули и словно бы стали толще, — и шар немного сожмется. Конечно же, ты тоже съежишься, так что поначалу избегнешь ожогов и волдырей. Но шар может сжаться в точку — а ты нет.

Я непроизвольно взглянул на соседнюю колонну — ну, на ту, с плотной голубой сферой. Кого-то поместили в этот шар, и его останки так и покоились там. Шар будет сжиматься, пока в нем совсем не останется места для пленника. Ощущение было — как будто мельком заметишь дохлого паука на дне тёмной стеклянной бутылки. Женщина заметила, куда я смотрю.

— Вот именно, — сказала она. — Мне нужно ещё что-нибудь добавлять?

— Если я заговорю, — сказал я, впервые обратившись к ней, — что будет со мной потом? Кто вам помешает при любом раскладе сплющить меня в лепёшку?

— Если ты будешь сотрудничать с нами, мы тебя отпустим, — ответила женщина. — Какой нам смысл

убивать рабов?

Она говорила с такой циничной прямотой, что я почти поверил ей. Почти — но не совсем.

Прежде чем я успел как-либо отреагировать на её слова, Шолто Пинн сипло кашлянул, привлекая внимание женщины. Он говорил с трудом, как будто у него болели рёбра.

— Теракт, — прошептал он. — Сопротивление…

— А, да!

Женщина снова повернулась ко мне.

— Твои шансы значительно улучшатся, если ты сможешь что-либо сообщить о происшествии, случившемся вчера вечером, уже после твоего ареста…

— Погодите-погодите, — сказал я. — Сколько вы держали меня в отключке?

— Чуть меньше двадцати четырёх часов. Нам бы следовало допросить тебя ещё вчера вечером, но, как я уже сказала, это происшествие… Мы сняли с тебя серебряную сеть лишь тридцать минут назад — раньше у нас не доходили руки. Признаться, меня впечатлило, как быстро ты пришёл в себя.

— О, ничего особенного. Просто у меня была богатая практика. [Примечание: Вот это, к сожалению, чистая правда. Я много раз получал по голове от самых разных особ в самых разных местах, от Персеполиса до пустыни Калахари и Чесапикского залива.]. Так что, собственно, за происшествие? Расскажите, о чём речь.

— Нападение террористов, именующих себя Сопротивлением. Они утверждают, будто ненавидят магию во всех её видах и проявлениях, но, несмотря на это, мы полагаем, что они так или иначе с нею связаны. Возможно, посредством джиннов. Или вражеских волшебников. Возможно.

Опять это Сопротивление! Симпкин тоже о них упоминал. Он предполагал, что это они украли Амулет Самарканда. Но как раз в этом-то повинен Лавлейс — возможно, он же стоит и за последней заварушкой.

— И что это было за нападение?

— Шар с элементалями. Брошенный наудачу. Чепуха.

М-да, это не Лавлейсов кусок радости. Он, по-моему, чистой воды интриган, из тех, кто отдает распоряжения об убийстве, сидя в саду и наслаждаясь овощным сандвичем. И кроме того, если судить по его письму к Скайлеру, они планировали что-то на более поздний срок.

Тут в мои размышления грубо вторгся посторонний звук — нутряное рычание моего старого приятеля, Шолто.

— Довольно болтовни! Он ничего вам не расскажет по своей воле! Сожмите шар, дорогая Джессика, чтобы эта тварь завизжала! Мы с вами оба слишком занятые люди, чтобы торчать в этой норе весь день.

Щель, исполняющая на лице этой особы роль рта, впервые растянулась в неком подобии улыбки.

— Видишь, демон? Мистеру Пинну не терпится, — сказала Джессика. — Ему всё равно, говоришь ты или молчишь, лишь бы шар работал. Но лично я всегда предпочитаю соблюдать установленную процедуру. Я уже сказала тебе, что нам нужно, — теперь твоя очередь говорить.

Пауза затянулась. Я бы сказал, что она была исполнена неопределённости. Конечно, можно было бы сказать, что в душе моей сражались желание выдать Натаниэля с потрохами и намерение выполнить своё поручение, что по моему личику то и дело пробегала тень сомнения, а мои тюремщики с нетерпением ждали, что же я решу. Да, можно было бы так сказать, но это было бы ложью. [Примечание: А я, как вам известно, патологически честен] А на самом деле это была куда более тягостная и безысходная пауза, во время которой я пытался морально подготовиться к ожидающей меня боли.