Амур-батюшка (Книга 2)
Шрифт:
Медведица заревела и забилась головой, словно чесала ухо о сугроб.
– А там еще кто-то есть, - оказал дед, кивая на берлогу.
Егор запустил шестину в лаз.
– Во всех углах пошарь, берлога большая.
Егор нащупал медвежат. Судя по тому, с какой силой вытолкнули они жердь и как ее искусали, медвежата были подросшие. Егор стал ворочать шестом, поддевая зверей, словно мешая в печи головешки. Медвежата злобно рычали, подбегали к отверстию, но на свет не лезли. Мужики заложили берлогу кольями
– Медведь!
– радостно воскликнула Таня, встретив охотников с добычей. Вспомнилось ей свое, родное: отец, дядя Спиридон и все тамбовские охотники, как, бывало, они из тайги медведя приносили.
Вечером Егор, дед, Федюшка и ребята приехали на Додьгу. Вместе с ними отправился Илья Бормотов. Коня с санями оставили под сопкой, а сами, хватаясь за корни и кусты, поднялись по мерзлой земле обрыва к берлоге. Опять тревожили, пугали медвежат, но выгнать не могли.
– Ну-ка, тятя, подержи меня, - попросил Егор отца.
Он скинул полушубок, присел, правой ногой уперся в колоду, а левую запустил в берлогу. Егор почувствовал, как медвежонок потащил ногу, и подхватил его ступней под зад. Мохнатый пегий звереныш выехал из берлоги верхом на Егоровой ноге. Он в страхе кинулся бежать, но увяз в глубоком снегу. Дед схватил его за уши и повалил.
– Ишь ты, прыткий!
У медвежонка была тонкая переносица, от этого казалось, что он собирался заплакать. Остромордый, черноглазый, он обиженно визжал и в то же время кидался и норовил ухватить за ноги каждого, кто подходил к нему.
– Шерсть-то дыбом!
За другим медвежонком полез в берлогу Илья Бормотов. Зверят связали. При общем смехе Егор надел им на лапы рукавицы. Медвежата боялись рукавиц, визжали, а маленький силился их скинуть.
– Чтобы не поморозили ладони, - сказал Егор.
– Надо, надо тебе! грозил он бойкому медвежонку.
– Не балуй!..
Дедушка Кондрат и Егор потянули связанных зверей волоком, на веревках, вниз по горе.
– Вот она, медвежья-то забава!
– толковал внукам Кондрат.
– У нас на старых местах тоже так. Камские-то звери славились в старое время.
Федька поспешил вперед и схватил коня под уздцы. По крутой обледеневшей горе Егор пустил зверей скользом. Они ревели благим матом. С обрыва медвежата свалились в глубокий снег.
– Не убьются! Поди, звери, а не люди!
– оказал дед.
Связанных медвежат уложили в сани. Саврасый храпел, поводил ушами и, едва Федька отпустил повод, шибкой рысью помчался вниз по Додьге. Дедушка держал вожжи. Федька, Егор и Петрован догнали сани и вскочили на ходу.
Васька не успел, отстал и, обиженный, брел пешком.
Вровень с санями за голой чащей прутьев по бугру катилось красное солнце. Вдруг тальники поредели, солнце выбежало на релку, стало больше, словно надулось.
С
– Надо клетку делать, - говорили гольды.
– У меня цепь есть, - сказал Егор.
– Когда-то давно был у нас в Расее медвежонок. Мы цепь с собой привезли.
– Эй, Егорка, продай медведей, - просили гольды. Они гостили в эти дни у Бердышова.
Дети стали приставать к отцу, чтобы не убивать и не продавать зверей.
– Пусть у нас живут, - оказал Егор.
Пришел Улугу.
– Егорка, наша такой закон, - подговаривался он.
– Медведя поймал праздник делай.
Улугу первый друг Егора среди гольдов с тех пор, как мужик возвратил ему невод, а бабка лечила его жену. Гольду нравилось земледелие, и он сам собирался завести огород.
– Ты шибко большой, тяжелый, как на охоту ходил?
– спрашивал он Кузнецова.
– Однако, проваливался? Егорка, а где Расея, там зверь есть?
– Как же! В Расее много зверей. У нас медведицы на лесины залезают, громко, как с глухим, говорил дед, - дикий мед достают.
– А зверя много, так пошто сюда ушли?
– Вот от зверя-то и ушли, - пошутил Егор.
И Улугу, покачав головой, повторил:
– От зверя ушли...
Пришел Барабанов. Он в новых катанках, бледноватый, с взлохмаченными рыжеватыми бровями. Лоб в поперечных морщинах, взор немножко жалкий, как бы жмурится Федор или изумляется все время, оттого и лоб морщит. Нос слегка вздернут, скулы стали поглаже, глядеть на щеки - раздобрел Федор, разъелся, но лоб худой, костистый, наглазницы выдаются, как и прежде, усы светлые, но тонкие, как обкусанные.
– А ты еще зарекался охотничать, - сказал Федор.
– А вот, Егорша, потянуло и тебя.
– Тут жить - все надо уметь. Богатство наше - лес да река.
– Да гарь!
– смеясь, оказала Наталья.
– Да, без своего-то хлебушка, - добавил Егор, - был я тут гость, а не хозяин.
– Вот ты рассуждай побольше, а люди станут золото добывать да копить... да скупать... Эх, куда мы! Вот уж Ванька-то... Он знает!
Егору кажется, что Федора не берет покой. Ум его в вечной тревоге. Ему все чего-то надо, чем-то он недоволен, на кого-то обижен, завидует, даже злится.
Между Егором и Федором вечный спор.
– Э, Егор!.. В скиты тебе надо... Жизни старой, конечно, тут не бывать. Только я тебе же добра хочу. Про справедливость не думай. Люди волки! А ты сам себя огради, пока не поздно!
* * *
Илья Бормотов играл в избе с медвежатами.
Кузнецовские бабы сидели у печи и любовались смельчаком, который не побоялся полезть в берлогу.
– Сказать ему?
– спросила с нетерпением Таня.
– Скажи! Скажи!
Таня поманила Илью.