Амур-батюшка
Шрифт:
– Говоришь, на Додьге глухарей много? – спросил Тимоха.
– Мно-о-го! – воскликнул Васька. – По мари идешь – все время дорогу перелетают.
– А тут тебе китаец коноплю привозил, – сказал Федор.
– А ты где такие бродни добыл?
– Тюменские! На баркасе… А вот тамбовские заместо кожаных подвязывают на рыбалку деревянные подошвы и босые ловят.
– Ну, а ты золото нашел? – не вытерпел Силин.
– Нашел, – ответил Егор Кузнецов. Он развернул платок и показал добычу.
– Самородки! – вскричал Федор и спросил с жадностью: –
Сердце его колыхнулось.
«Богатство! У богатства живем! Какое дело можно развернуть!..» Но сдержался, стараясь не подавать виду, что золото так занимает его.
– Возьми нас с собой, – попросил Силин.
– Сено надо возить, вода прибывает, – ответил Егор. – Да езжайте сами. У меня на Еловом ключе бутарка.
– А где Еловый ключ? – спросил Федор.
– Там на колодце журавель, заметно…
По приезде Кузнецовых с Додьги все селение всполошилось. На другой день Федор с женой, с бывшей каторжанкой Ольгой и с двумя гольдами, которые были в неоплатном долгу у него, уехали на Додьгу.
– Как бы люди плохо не наделали с этим золотом, – собирая сына на покос, говорила бабка Дарья.
Егор знал, что Барабанову золото нужно не для подкрепления хозяйства, а для богатства, а может быть, чтобы кабалить других. Но скрывать богатство от соседей Кузнецов не хотел.
– Будет и другим людям польза. Мое дело – открыть, а уж там кто как обойдется.
– Пусть не от чужих людей, а от отца ребята узнают, как с золотом обойтись, – толковал дед. – Им век жить на золоте.
– Сено свезем, опять мыть поедем с Васькой, – сказал отец.
– Поедем-ка лучше со мной, – озабоченно молвила Наталья.
Все весело засмеялись: хозяйка желала сама взяться за золото. И то дело! Наталья видела в семье много недостатков и желала подправить золотом домашние дела.
– Мужики пусть себе моют, а мы – себе для «женского». [75]
– Верно, верно, – подхватила бабка Дарья. – В Сибири все бабы золото моют.
– В Сибири бабы и спиртом торгуют на приисках, – забирая мешки и косы, заметил Федюшка. Через дверь видно было, как за рекой, за еловым лесом, всходило солнце. – И золото намывают, и мужиков пьяными напоят, и в хозяйстве поспевают управиться.
75
Сибирское выражение.
– Вот в воскресенье поедете, бабы, мыть себе на ситцы да на пряники, – сказал Егор.
Мужики уехали на покос. Стояли жаркие дни. Река набухала, и лодки, лежащие на песках, все ближе подвигались к берегу. Буйно росла дикая трава. Отставая от нее, подымались на пашнях ровные хлеба. В далеких островах заблестели водяные полосы.
По реке плыли лодки, высоко груженные свежим сеном. Зелень свисала с обоих бортов; и казалось издали, что река смыла стога с затопленных островов и несет их
Под обрывом бродяги переметывали с лодок сено на две кое-как скрепленные палки-волокуши и возили его вверх по обрыву на конях.
– Ну, Яков, – спросил Егор, разгружавший свою лодку с сеном, – а видел ли ты где-нибудь колеса на Амуре? Или всюду на палках сено возят? Ты ведь весь Амур прошел, должен знать.
– Везде так, – отвечал Яков, захватывая на вилы огромную охапку сена.
– Стараются! – сказал Федюшка. – Эй, Яков, Агафон, Авраамий! – позвал он бродяжек. – Идите, покурим.
Но те работали. Сено огромными стогами возвышалось вокруг дома Барабановых.
– Эй, Яков, отдохни! – крикнул Егор.
– Нельзя. Вода остров топит.
– Иди, про Соколин расскажи.
– Дай управимся.
– Не бойся, Федор на прииск уехал.
– Он язва, колдун, и так все пронюхает! – с досадой отвечал долговязый белобрысый Агафон. – И как он узнает?!
И рыжий Авраамий, и Агафон, и седой Яков, живя в Уральском, поздоровели, загорели, стали похожи на крестьян. С лиц их исчезли тюремная бледность и выражение вины и настороженности.
Пришла лодка – приехал Федор с женой и с сыном. Взглянув на старавшихся бродяг, он важно подмигнул Кузнецову.
– А золота мало намыл… Содержание плохое, – со вздохом рассказывал он, но вид у него был довольный. – Золото твое шибко много труда требует.
– А Егор в люди выбиться никак не может, – с насмешкой сказал он жене, шагая к дому с мешком. – И золото ему не поможет. Чтобы хорошим хозяином быть, держать все в порядке, нельзя самому работать. Самому везде не поспеть.
Кузнецовы собирались на прииск, сделали тачку на деревянном колесе, напилили досок.
– Маменька, я по золото поеду, – объявила Дуняша, возвратившись от Кузнецовых домой.
Пахом с Аксиньей посоветовались и решили: пусть молодые едут.
– Пускай попробует, – говорила Аксинья про Дуню. – Она бой-баба, ей всякое дело дается.
В воскресенье все крестьяне потянулись на Додьгу. Близ устья Елового ключа забелели четыре палатки. Задымились костры. У ключа росли груды песков. Россыпь была небогатая, но для крестьян могла стать хорошим подспорьем в хозяйстве. Илья копал пески без устали, а жена мыла. За три дня работы она сняла больше всех со своей бутарки.
Возвратившись с прииска, Илья спал допоздна. Все ушли в поле, оставив молодых домовничать. Аксинья и раньше души не чаяла в невестке, а теперь, когда та привезла с речки золото, баба готова была чуть ли не молиться на нее. Она не гнала молодых на поле.
Когда Илюшка проснулся, пироги были испечены, печка вытоплена и обед готов. Дуняша подсела к мужу, обхватила его загорелую шею руками и стала рассказывать, как все завидуют ее добыче, – нынче много об этом пересудов. Дуне не столько сейчас хотелось золота, сколько ласки и разговоров с мужем.