Анабиоз
Шрифт:
– Женя, машина Сергея.
– Чего?
– Отец отдал ему свою машину. «Киа». Он же так на ней и ездил все это время? Мы с ним как-то о машинах в последние полгода мало разговаривали.
– Ну да, на ней. На работу, с работы. К родителям. А что?
– Где она?
– А где она может быть, – удивилась Женя. – Внизу, на парковке. На месте, которое за этой квартирой закреплено.
– Ключи от машины у тебя?
Она нахмурилась.
– Если ты собрался взять машину, пока Сергея нет, и возить на ней своих…
Это было уже слишком.
– Я итак могу ее взять! –
Женя соображала туго, но, когда до нее доходило, действовала быстро. Она сверкнула глазами, кивнула и побежала за ключами.
На лифте мы спустились на парковку. Там было светло, просторно и сухо. Машина отца, которой последний год по доверенности управлял Сергей, находилась под табличкой с номером парковочного места – он дублировал номер квартиры. Я взял у Жени ключи, нажал кнопку. Пискнув, сигнализация отключилась. Я открыл водительскую дверцу и усевшись за руль, принялся за дело. Я чувствовал себя настоящим сыщиком. Знаете, как в кино. Заглянул под козырьки над водительским и пассажирским сиденьем. Обследовал все содержимое бардачка. Изучил, что у Сергея хранилось в кармашке водительской дверцы.
Все это время Женя говорила. Скорее всего, чтобы звуком собственного голоса заткнуть панику. А вдруг я найду что-нибудь ужасное?
– Поезд в начале шестого вечера уехал. В пути он чуть больше суток. Где-то 25 часов с небольшим. Сутки в общем. Так что на следующий день в восемь вечера Сергей должен был быть в Оренбурге…
– В восемь вечера? У тебя все в порядке с математикой?
– А у тебя все в порядке с географией? – Женя даже обрадовалась, что появился повод сорваться на мне. Хотя бы за гуманитарные науки. – Сутки в пути плюс два часа разница во времени. Там другой часовой пояс. Широка страна моя родная, знаешь ли…
Пока она заполняла голосом пустоту, я думал, куда заглянуть еще. Необследованным оставались заднее сиденье и багажник. Но перед тем, как выбраться из салона, я решил заглянуть и в кармашек передней пассажирской двери. Пара пакетов, тряпка для протирки лобового стекла. Отец всегда держал ее здесь, и Сергей пошел по его стопам. Больше ничего.
Чтобы добраться до кармашка, пришлось почти лечь на пассажирское кресло. И в таком положении я увидел черную кляксу, от которой отразился падающий в окно свет фонарей на парковке.
– Это еще что?
– Что? – запаниковала Женя. – Что ты там нашел?
Я включил свет в салоне, щелкнув кнопкой над зеркалом заднего вида. И снова склонился вниз. Осторожно поднял коврик под пассажирским сиденьем и, почти ткнувшись в него носом, убедился, что моя догадка верна.
Стало не по себе.
– Что? Твою мать, чего молчишь? – бесновалась Женя. – Что там?
Я никогда в своей жизни не принимал участие в боевых действиях. Никогда не оперировал. Я просто прожил всю жизнь в не самом хорошем районе столицы. И за свои четверть века насмотрелся достаточно, чтобы отозваться:
– Это кровь, Женя. На коврике кровь.
Круг шестой
1
Дулкин
– И что это, мать твою?
– Коврик из машины моего брата. На нем кровь.
– Рогов, ты сдурел?
– Мы уже говорим обо мне?
С вечера я сразу позвонил на рабочий – у меня имелся только он – телефон Дулкина. Но трубку в отделе розыска пропавших, состоявшем из только одного сотрудника, так и не взяли. Поэтому я рванул в полицию с утра. С ковриком из салона нашей «Киа», свернутым в рулон и надежно упакованным в чистый полиэтиленовый пакет.
– Рогов, – вздохнул Дулкин. Он похлопал себя по карманам, очевидно, в поиске сигарет. – Рогов, это пятно, которому черт знает сколько времени. Это может быть что угодно. Грязь, кофе пролитый, или… – его фантазия исчерпалась: – …Или грязь. С какого хрена ты взял, что это кровь? Специалистом вдруг стал?
Я вспомнил все те моменты, когда я отстирывал со своей одежды такие же пятна. Кровь была моей, или оппонентов в драках во времена бурной молодости. Или вообще неизвестно чьей, когда я обнаруживал ее утром с похмелья и мог только гадать, что творил накануне. Если прокрутить все эти моменты под музыку, получится хороший видеоклип с пометкой «18+».
– Это кровь.
– Или грязь.
Меня начинало трясти.
– Послушайте, Валерий Николаевич, – я говорил очень спокойно. Специально следил за собой. – В кино я видел, что в полиции всякие экспертизы проводят. Криминалисты с пробирками и специальной аппаратурой и все такое. Не говорите мне, что в кино все врут, а экспертов у вас вообще нет. В кино ведь не врут?
Теперь начало трясти Дулкина.
– Рогов, б… дь, ты меня задрал уже! Задрал вчера, а сейчас тем более. Что тебе нужно, твою же наперекосяк, а? Чего ты тут отираешься?
– Мне нужно, чтобы вы сделали экспертизу. Она докажет, что это кровь, – не удержался и поддел опера: – А не грязь, кофе или грязь.
Дулкин протяжно выдохнул. Звук был, как у свистящего локомотива. Он ткнул пальцем в старое и высохшее пятно на резиновом коврике:
– Рогов, это пятно неустановленного происхождения. Оно старое. Для экспертизы наверняка непригодно.
– Давайте послушаем мнение самих экспертов.
– Иди музыку послушай! – зарычал Дулкин. – Во-первых, это старое хрен знает когда оставленное пятно. Во-вторых, и это главное, и слушай внимательно меня…!
– Только этим и занимаюсь.
– …Твой брат пропал за тридевять земель отсюда, черт знает где он пропал! Он уехал из Москвы на ПОЕЗДЕ, Рогов. Поезд, знаешь? Ту-ту и все такое. При чем тут коврик из его машины? Чего ты мне мозг с самого утра выносишь?!
Я вздохнул. Нужно было искать новый подход.
– Валерий Николаевич. Мой брат пропал – как вы там это называете? – при невыясненных обстоятельствах. Перед отъездом он жаловался на какие-то проблемы. В его машине я нахожу следы крови. А полицейский, в обязанности которого входит искать пропавшего и, вроде как, отрабатывать все версии, палец о палец не хочет ударить.