Анафем
Шрифт:
У Бражжа был карманный инструмент с маленькой ножовкой. Он принялся пилить трубки на куски. Увидев, что есть работа, Ларо и Даг бодро в неё включились. Даг, более сильный, забрал у Бражжа ножовку, и тот вместе с Ларо принялся выискивать все верёвки, какие у нас были. Потом, видимо, подавая пример, Бражж размотал жёлтый шнур, которым был завязан его чемодан. Получилось футов тридцать. Бражж открыл защёлки и высыпал на снег содержимое чемодана: сотни крохотных стеклянных флакончиков, переложенных лёгкими полипластовыми шариками. Я никогда такого не видел, но догадался, что это какое-то лекарство. «Жизнь заставила», — пояснил Бражж, поймав мой ошарашенный взгляд.
Боковины чемодана были из плотного кожистого
Приготовления заняли часа четыре, так что мы заметно отстали от намеченного Бражжем времени выхода. Колонна внизу, казалось, не сдвинулась и на дюйм. Бражж прикинул, что до неё примерно две тысячи футов. Он сказал, что в крайнем случае мы «катапультируемся»: съедем по льду в долину и сдадимся военным. Возможно, они нас арестуют, но уж вряд ли бросят замерзать. Впрочем, это и впрямь был крайний вариант: съезжая по льду, мы сильно рисковали провалиться в трещину.
Бражж пошёл первым. Он вооружился куском трубки от тента, чтобы прощупывать снег, а сбоку нацепил «штык» — большой нож, сказав, что воткнёт его в снег, чтобы закрепиться, если кто-нибудь из нас упадёт в трещину. Меня Бражж поставил последним и велел мне взять металлическую Г-образную трубку от рюкзака, чтобы, если что, воткнуть её в снег. Он даже заставил меня попрактиковаться: падать на живот и втыкать крюк. Ларо и Даг были привязаны между нами, салазки тащились за мной.
В начале пути самодельные снегоступы то и дело отвязывались или ломались, доводя нас до исступления. Затея казалась обречённой. Потом я вдруг заметил, что мы уже час идём без остановки. Я через трубку попил талой воды из ёмкости и медленно сжевал энергетический батончик. Затем глянул по сторонам и залюбовался.
Хорошин! Мысль ударила меня, как снежок в лицо. Я вышел из концента две недели назад и всё это время ел экстрамуросские продукты. Лио, Арсибальт и другие наверняка добрались до Тредегара меньше чем за неделю — на них мирская еда сказаться не успела. Но я так долго поглощал хорошин с пищей, что он скопился у меня в мозгу и слегка изменил моё восприятие.
Что сказали бы фраа и сууры о моих последних решениях? Уж явно что-нибудь нелестное. Достаточно вспомнить, куда меня эти решения завели! И тем не менее в смертельной опасности я думаю только о красоте пейзажа!
Я попытался настроить себя на более суровый лад: представить возможные повороты событий и свои действия в этих случаях. Бражж обещал, если кто-нибудь из нас упадёт, закрепиться ножом за снег — но тем же ножом можно перерезать верёвку. Что тогда делать?
Однако гадать было бесполезно. Бражж назначил себя вожаком, и все ответственные решения тоже принимал он. Чем прокручивать в голове
Или так убеждал меня хорошин?
Первые несколько часов мы шли по следам от трактора, потом они свернули вниз, в цирк — полукруглую долину, образованную ледником второго порядка. Мы не хотели спускаться к конвою и двинулись дальше по целине. Сперва дело шло медленно, потому что пришлось выбираться из цирка. К концу подъёма я был готов, по выражению Бражжа, «катапультироваться». Что мне сделает армейский водитель? Законов я не нарушал. Это у моих спутников есть основания бояться властей. Однако я был с ними в одной связке и не мог уйти, не поставив в опасность их жизнь и мою. Оставалось ждать, когда «катапультируются» они.
Наконец мы выбрались из кресловины и увидели побережье. Я изумился, как оно близко. Нам предстояло спуститься с довольно большой высоты, но по горизонтали расстояние было не так уж велико. Мы могли различить отдельные здания в порту и сосчитать военные транспорты у причалов. Вдоль посадочной полосы, зажатой между побережьем и горами, стояли армейские воздухолёты. Один из них оторвался от земли и полетел на юг.
В порту стояли два гражданских судна. Нам оставалось только добраться до них живыми. По нашим прикидкам выходило, что дорога займёт меньше дня. Мы отдохнули перед долгим и тяжёлым финальным рывком. Я через силу затолкал в себя ещё два энергетических батончика. Меня от них уже мутило, а может, я просто слишком тревожился, что ем хорошин. Запив батончики водой, я снова наполнил ёмкость снегом и добавил топлива в элемент. Припасов пока хватало. Санщики не поскупились: возможно, предполагали, что вернутся не скоро. Я порадовался, что мы решили действовать — пошли вперёд вместо того, чтобы сидеть в санях, не зная, выживем ли.
После часового привала тронулись в путь. Теперь мы спускались в широкую ложбину — ещё один цирк, который, как мы надеялись, выведет нас к порту. Бражж решил идти им несмотря на риск, что дальше спуск станет слишком крутым и надо будет возвращаться. В следующие два часа я несколько раз пугался, что так и будет, но затем мы огибали поворот или переваливали через седловину и видели, что следующие миля-две вполне проходимы. На самых крутых участках салазки норовили меня обогнать; какое-то время я с ними боролся, потом понял, что легче отпустить их вперёд и притормаживать верёвкой. На таких участках я отставал, и верёвка, связывающая меня с Ларо, натягивалась. Мне хотелось подтянуть его к себе и треснуть по башке. Впрочем, Бражж не давал нам идти слишком быстро: даже на ровных и безопасных с виду участках он через каждые два шага прощупывал трубкой снег.
Я довольно скоро научился отличать следы его снегоступов и сейчас к своей досаде обнаружил, что другие следы то и дело с ними расходятся: там, где Бражж по какой-то причине взял правее, Даг брал левее, а Ларо следовал за ним, вынуждая меня ступать на снег, который Бражж не прощупал. Мы преодолели примерно три четверти спуска, дальше дорога обещала стать легче. Ларо и Даг были рабочие. Они устали меньше нас с Бражжем. Их злило, что он так медленно прощупывает снег. Они хотели ускорить шаг, чтобы скорее добраться до горячей воды и скинуть ненавистные термокостюмы.
На одном из крутых участков, когда салазки снова уехали вперёд и обе верёвки тянули меня вниз, я вдруг почувствовал рывок. Верёвка, связывавшая меня с Ларо, натянулась сильнее обычного. Я упёрся левым снегоступом, но мышцы за несколько часов спуска превратились в кисель. Я рухнул на одно колено. Обвязанная вокруг пояса верёвка тянула вперёд. До того как упасть лицом в снег, я увидел Бражжа: он стоял в сотне футов впереди лицом ко мне; в руке у него был нож. Ларо катился по склону, Дага — привязанного между Бражжем и Ларо — видно не было.