Анафема в десятый круг

Лепская Алёна Сергеевна

Я тонула. Я утопала в снегопаде. Я словно смывала его присутствие, я хотела очищения.

Идеальный, он скрашивал моё несовершенство, мои изъяны, не боясь окунуться в этот мой омут темноты. Он научил меня мечтать, завладел всеми моими мыслями и мной, выпивая меня, без остатка, оставляя призраком в простынях, и снова наполняя меня, делясь своими силами. Обнажая мою больную душу, и надёжно пряча от постороннего взора.

Пряча от постороннего взора себя.

Я словно связанна, в оковы поймана, в этих путах лжи, нашей обоюдной лжи. Они ставят меня на колени, заставляя меня молить, Богов, о прощении, умолять, загладить мои пороки. Я подарила ему всю свою любовь, и всю свою ложь.

И так и не сумела понять, он играл до конца, или так напрочь заигрался, что попал в свои же сети и влюбился сам.

Что это любовь или одержимость? Но он не умеет любить. Желая освободиться хоть на краткое мгновение, я, вкусив его однажды, так глубоко потерялась в этом маскараде, в чёртовом карнавале душ. Наших душ. Что не заметила когда всё перевернулось. Где была игра, а где правда? Был ли он искренен хоть одно мгновение?

Хотелось выпить стаканчик другой виски и взять в руки пушку.

Или.

Причинить себе глубокую, острую боль. Причинить, физическую боль, убивая эти жестокие стенания внутри. Вот как я играю, играю в жизнь, вышибая клин-клином.

Я была чертовски пьяна. Очень сильно. И чувствовала, что конкретно переборщила с коксом. Но даже это, не отменяло мысли, о моём бесповоротном нездоровье. Эти мысли способны хоронить мою драму, голосуя за мои похороны.

Не могу стоять ровно, теряя всю веру, в обещания, что дала самой себе, но всё ещё подчиняясь этой горько-сладкой улыбке на губах.

Остывая под этим ледяным снегом, не в силах, остановиться или сделать уже чёртов шаг. Я сама виновата во всём, Инна, что б её права! Я разрушаю его, разрушала с самого начала, но я пыталась! Чёрт возьми я правда пыталась! Мне нечем было перекрыть эту пустоту и боль.

Воспоминания, острые, сияющие, словно ножи, они безжалостно пронзают настоящее, до самого будущего. Но после самоубийства любви, ничего значимого просто на просто не останется, а её останки будут похоронены в безымянной могиле моего сердца.

С ядовитым поцелуем, не побеждают одиночество. Спасают теплом рук, а не саваном забвения. Тем самым смертельным саваном лжи и притворства, от которого застыло моё сердце. Я вовсе не хочу, чтобы он был пригвожден к кресту, я могу лишь пожелать ему счастья и ждать конца. Но одиночество умоляет меня сдаться. В конце концов она никогда не исчезает навсегда, солгав. Боль всегда обещает вернуться. И всегда возвращается.

Мне кажется это предел.

Я объявляю конец властвования масок над нашими душами.

Окончен балл.

Я завершаю войну.

Моя эпитафия по любви.

Моё жертвоприношение.

Последний глоток, виски. Древесино-горький вкус, такой же как боль и сожаления.

31 декабря. Полночь. Парапет моста. Телефонный звонок.

– Да.
– ответила я устало.

– С новым годом.

– С новым…

– Ты едешь?
– тут же спросила Инна. Я окинула взглядом полузамёрзшую реку. Посмотрев в небо я отступила от парапета и скользнула в салон машины.

– Еду.

Глава 20. Реальность 5-D или 90 дней до двери Дьявола

«Самый страшный удар тот, которого не видишь»

Майк Тайсон.

Раф

«Связь, что держит меня взаперти Я срываюсь с цепи Что держит меня в под контролем Отпусти меня… Я хочу свободы от этой агонии…»

Я так больше не могу, её голос на записи… все эти образы

из недавнего прошлого, сводят меня с ума.

«В исчезающем сплетении Бежать - последнее спасение. Я устала погибать. Если хочешь сохрани, осени тени…»

Я думал, что смогу всё расставить на место в своей голове, но небо сыплет новоявленным январским снегом, затянутое тучами - вот всё что я знаю наверняка. Я тону в метели, и виню в этом себя.

«Пытаясь меня поднять Ты изрезался, на память Останется шрам… Оттуда видно Богам, Не стоило бит меня на части Говоря мне, кем мне быть К чёрту драму и это несчастье Остановись, я не твоя жизнь… Я сбегаю с высокой ветки, О которой ты мечтал. Просто устала бить руки о сталь, В кровь, о прутья клетки! Не виню и не прошу прощения Моё решение и очищение Я люблю тебя, больше чем любила жить… Но я не твоя жизнь…»

Свесив руки с колен, я цедил виски, но не ощущал тепла. Мои руки были неправдоподобно холодными, я бледным, а Ярэк еле дышал, беспокойно за мной наблюдая.

1 января. 4:30 утра. Я следил за секундной стрелкой, на своих часах.

Я сбился нахрен с ног, не представляя где она, и просто не поверил своим ушам, когда, наткнулся на эту запись.

Она оставила её за час до того как куранты пробили двенадцать. Она оставила меня.

И так день за днём. Я ждал её, раз за разом, час за часом, но это было бесполезно.

Я встал с кресла, у пульта в звукозаписи, где сидел. Выйдя в коридор, я подошёл к окну. На улице уже начало светать, осветляя снег. Посмотрел на Ярэка, мерившего шагами коридор студии, с фляжкой в руке.

Дни смешались в серое месиво боли и бессилия. К концу месяца я уже потерял ход мыслей, не помня себя я, кажется просто не мог думать.

Она всё узнала и оставила меня?

Или кризис доломал её?

«Доломай или спаси меня…»

Я доломал её.

Я прижался лбом к холодному стеклу. Я боялся, посмотреть правде в глаза. Я боялся, пожалуй впервые в жизни по настоящему, без тени сомнений. Дыхание стало сводить панической судорогой. Они вернулись, панические атаки, давным-давно уже мною позабытые. Не удивительно, что Вика потеряла всё желание жить, эта хрень просто невыносима.

Я не знаю, как я продолжал дышать в этом ужасе. Я просто делал что-то, что-то пил и ел. Я не жил.

На плечо легла твёрдая рука. Костя. Каждый час ожидания, продвижения её поисков, просто уничтожал всё живое во мне, я пытаюсь гнать от себя эту мысль, но она настойчива. Смерть - вот чем всё это кончится. Всё пошло не так, как я планировал, всё идёт не так. И они не могут найти её. Господи, этого следовало ожидать. Это был роковой кризисный удар.

Костя, обошел меня и встал рядом. Он молчал. Я просто растерял все слова, как и способность говорить. Её отец, непрошибаемый человек, серьёзно. Всё время пьёт как старый десантник в запасе, матерится, кляня оперов и всех кого угодно, но не сдаётся. Он всё ещё свято верит, что она вернётся.