Анахрон (книга вторая)

Беньковский Виктор

— Не могу же я прожить свою жизнь напрасно, — ответила она. — Пожалуйста, отодвиньтесь. Вы меня совсем задушили.

— Ах, пардон. — Человек в тулупе торопливо отодвинулся. И, видя, что Мирра опять потянула к себе книгу, заговорил: — Вам ведь известно, что в первые века существования Петербурга, ходили юродивые и кричали: “Быть Петербургу пусту”?

Мирра как германист ничего подобного не знала. О чем и сообщила не без злорадства.

— Это не входит в круг моих научных интересов, — добавила она.

— А

крысы? — возбужденно спросил человек в тулупе. — Об этом-то вы слышали? Крысы ушли из города прямо перед началом блокады. Знающие люди уже тогда говорили…

— Да, — нехотя согласилась Мирра. — О крысах моя соседка много беспокоилась.

— Так было и в Гамельне, — заявил странный человек.

О Гамельне Мирра знала, ибо легенда немецкая. Возразила:

— В Гамельне был еще этот крысолов с дудочкой, который сманил не только крыс, но и детей.

Сосед ее тихо засмеялся.

— Вот именно, вот именно, дорогая моя. Это ведь я был.

Сумасшедших в городе находилось уже немало, потому Мирра ничуть не удивилась.

— Вот и поздравляю с хорошей работой, — сухо проговорила она. — А сейчас позвольте мне заняться, наконец, делом, пока ОНИ опять не начали свои дурацкие бомбежки.

Незнакомец глядел на нее с плотоядным восхищением.

— Вашим полководцам было бы лучше сдать этот город, — сказал он. — Это было бы умнее. Я повидал на своем веку немало осад и знаю, чем они обычно заканчиваются. О, я помню Масаду…

Это было уж слишком. Дедушка Мирры тоже ПОМНИЛ Масаду. Не найдется еврея, который бы не помнил.

Но незнакомец евреем не был. Он был похож…

Да! Он был похож на немца! На настоящего, “чистокровного арийца”, каким его рисуют на карикатурах. Не хватало только уродской пилотки, надвинутой на уши.

Мирра покачала головой. Когда началась война с этим Гитлером, она немало выслушала упреков в свой адрес. Разве настоящий патриот может быть в такое время германистом? Едва сдерживая слезы, Мирра отвечала, что отдала Родине своего брата. И что есть немцы и есть фашисты и между ними — огромная разница. Это касается и идеологической войны, не только той, что на фронте. Мы же не с немецким языком воюем, а с человеконенавистнической идеологией фашизма!

Вот и этот сейчас начнет приставать. “Как вы можете в такие трагические дни…”

Но он опять заговорил неизбежном падении Ленинграда.

— Лучшее, что есть в этом городе, умирает. Поверьте, спасти его можно только одним способом: открыв ворота… Когда Аларих осадил Рим, Вечный Город погиб бы в кольце голода, если бы одна благочестивая женщина не впустила врага… Она хотела спасти горожан. И они спаслись, укрывшись от варварского меча в храмах.

— Гензерих, — машинально поправила Мирра.

— Что?

— Гензерих, — повторила она. — Алариха никто не впускал, он сам ворвался.

— А, так вы тоже там были? — живо спросил

незнакомец.

— В какой-то мере.

Незнакомец испытующе сверлил ее своими синими глазками.

— Я хочу сказать, — поправилась она, — что я про это читала. Но я вовсе не считаю поступок той женщины правильным. Это был предательский поступок, если хотите.

Незнакомец пожал плечами.

— Ваши комиты и префекты обжираются у себя во дворце, пока вы пухнете от голода. Будет еще хуже. Зима предвидится очень суровая, а склады, как известно, разбомбили. Кстати, я знаю, что и тут без предательства не обошлось. Вас предали, Мирра. Ваши начальники предают вас каждый день, каждую минуту.

Мирра широко распахнула глаза. Быстро оглянулась по сторонам: не слышит ли кто. Потом к незнакомцу повернулась, так и пронзила его огненным взором огромных своих черных очей.

— Предатель! — выкликнула она и влепила ему звонкую пощечину. — Как вы смеете!

Незнакомец захихикал и потер щеку.

— Вы чудо, Мирра.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— А? — Он пожал плечами. — Понятия не имею. А что, вас не Мирра зовут?

Она не ответила. Тяжело дыша, смотрела на него. Он почему-то не боялся. Может быть, это провокатор?

— Я дьявол, — сказал он в ответ на ее мысли. Теперь он был серьезен и даже печален.

И хотя Мирра не верила в дьявола, она мгновенно поняла, что человек в козлином тулупе говорит чистую правду.

Будучи медиевистом, Мирра хорошо знала верные средства от нечистой силы. Подняла свою толстую книгу, изданную в Гейдельбергском университете при Веймарской республике, и надвинула ее на дьявола. И поскольку ни одной молитвы по-русски никогда не знала, то заговорила на том, который исследовала, и выпалила “Отче наш” единым духом.

Дьявол обиженно морщился и ежился, елозя по вытертому черному коленкору библиотечного кресла. Видно было, что ему и неприятно, и больно, и уходить не хочется.

— Зачем вы так… — начал он. И перевел дыхание, утирая пот, когда она замолчала. — Уф… Давно я не слышал готской речи. Вы меня даже порадовали, только для чего такой текст выбрали?

— А других не сохранилось, — просто ответила Мирра.

— Как это?

— Да вот так.

Дьявол улыбнулся, показывая широко расставленные желтоватые зубы.

— Расскажите мне об этом, — попросил он. — Может, я вам помогу.

— Сомневаюсь.

— Мирра, — заговорил дьявол вполне серьезно, — вы верите, что я дьявол?

“Я, фамилия, имя, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина… Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин… всегда выполнять законы пионеров Советского Союза…” — промелькнуло вдруг в голове у Мирры.

Но она верила.

— Да, — выдавила она. — Я верю, что вы дьявол.