Анахрон. Книга первая

Хаецкая Елена Владимировна

— Да ничего особенного. Сказала “алло”. Она: “Але, надо, Сигизмунд, надо”.

— И все?

После короткой паузы Наталья спросила немного другим голосом:

— А что? Тебе это очень важно?

— Да.

— Правда, ничего такого я не сказала. Только “алло”.

— Ты нарочно мой номер набрала?

— Да. Больно уж складно ты врал.

Сигизмунд перевел дыхание. Стало полегче.

— Тата, — неожиданно назвал он ее старым “домашним” именем. — Тат, ты действительно больше ничего…

— Ты меня совсем

уж за монстра держишь. Только я тебя вычислила еще по дороге к твоим. У нас эту “Валькирию” всем отделом читали. Даже я обревелась, если тебе от этого легче. Так что два плюс два сложила. В ЛИТМО этому, слава Богу, учат. В следующий раз придумай что-нибудь поумнее. Привет старине Хальвдану.

И положила трубку.

Некоторое время Сигизмунд, как последний Ромео под балконом, топтался под девкиной дверью и взывал безнадежно:

— Лантхильд… а Лантхильд…

Та молчала.

— Гюльчатай, — взорвался Сигизмунд, — открой личико! Тьфу, дура!

Плюнул. Да пропади девка пропадом со своим юродством! И ушел на кухню есть пирожки. Верный кобель побежал следом.

Пока жрал пирожки, Лантхильда выбралась из комнаты. Осторожно прокралась в места общественного пользования. Долго лила воду в ванной. Потом, так же тихонечко, отправилась было к себе.

Сигизмунд окликнул ее:

— Ну что, так и будем дальше дуться?

Она приостановилась. Поглядела на него издалека. Очень проникновенно сказала:

— Сигисмундс. Хири аф. Надо…

И прошествовала в “светелку”.

— Надо так надо, — проворчал Сигизмунд. И съел последний пирожок.

* * *

Загадка девкиного затворничества разрешилась наутро. При активном содействии всегда готового к паскудствам кобеля.

Сигизмунд сидел на кухне. Пил кофе, курил. Угрюмо слушал радио. Перед Новым Годом все как с ума посходили: взрывались, шли под откос и бастовали. Чеченцы схитили еще одного попа, даже муфтия ихнего проняло — возмутился. Обещал попробовать найти попа… Патриарх назвал это кощунством, а правительство — политической провокацией. Мимолетно пожалев попа, Сигизмунд окунулся в море спортивных новостей, которые всю жизнь считал бесполезным хламом. За что был осуждаем отцом. Выключил радио.

И тут на кухню с рычанием примчался кобель. Он тащил в зубах что-то длинное, на первый взгляд — носок. Путался передними лапами в своей ноше. Ярился заранее. Подкинул в воздух, поймал, встряхнул, держа в зубах, будто крысу, которой хотел переломить хребет. Еще раз подкинул, но ловить не стал — дал упасть на пол. Грянулся об пол всем телом и, извиваясь, принялся валяться. Рычал, подергивал задранными вверх лапами, вилял хвостом.

— Та-ак, — строго сказал Сигизмунд.

Пес, лежа на спине, на мгновение замер. Покосил глазом. И возобновил

рычание и извивы.

— Дай сюда!

Сигизмунд вытащил тряпку из-под пса.

— Тьфу ты, зараза!..

Брезгливо бросил в мусорное ведро. Тряпка была в крови.

Пошел, вымыл руки. Пес, как-то особенно похотливо разинув пасть, осклабился.

Стоп. Кровь. Откуда кровь? Девка там что, себе вены вскрывает?

Сигизмунд подлетел к двери, распахнул ее и заорал:

— Лантхильд!

Та мирно спала. Со сна вскинулась, испугалась. Потом осердилась, замахала руками, чтобы он уходил.

— Хири ут! Хири ут, Сигисмундс!

Дожили. В собственном доме гоняют.

Он вышел, прикрыл дверь. Нет, вроде, Лантхильда в порядке. А кровь?

…Господи, идиот! Откуда у девушки кровь. Ясно, откуда. Оттуда.

Так вот почему она из комнаты не выходит. И гонит его к чертям. “Валькирия”, блин. Там эта девица, как ее звали, тоже… с лавки не слезала, землю осквернить боялась.

Господи, это ж какой дремучей-то надо быть! Вон, по ого каждый день, на выбор… И танцуй себе, и аэробикой занимайся, и с подружкой в мини-юбке катайся…

На Сигизмунда вдруг, как сквозняком, потянуло чем-то первобытным. И жутким. Может, они там до сих пор человеческие жертвы приносят деревянным богам? Или первенцев живьем хоронят? Надо бы все-таки Лантхильду расспросить хорошенько. Откуда она такая взялась?

В самом деле. Все предшествующие версии отпали сами собой. Не годятся. А новых он не породил. Нагородил кучу вранья, сам в это вранье поверил…

Может, выставить ее все-таки? Или сдать… куда-нибудь. Пускай менты голову ломают. Она у них не только для ношения фуражки.

С другой стороны, Сигизмунд понимал: этот-то сквознячок, что от девки тянул, его и завораживает. Тихая эта жуть — просто не оторваться. Похлеще аськиных закидонов. Ух, похлеще!

* * *

Сигизмунда разбудил телефон. Звонила мать.

— Гоша? Ты спишь?

— Уже нет, — сонно сказал Сигизмунд.

— Я тебя разбудила?

— Да нет же, говорю, что нет, — легко раздражился со сна Сигизмунд.

— А, ну хорошо. Как вчера доехали?

— Нормально.

— Мы волновались, гололед такой…

— Да нет, мам, это не гололед. Гололед другой.

— Как Ярик? Устал? Конечно, столько впечатлений… — закудахтала мать.

— Да, спал всю дорогу, — ответил Сигизмунд. И неожиданно для себя спросил: — Мам, а чего вам с отцом взбрело меня Сигизмундом называть?

— Почему ты спрашиваешь? — разволновалась мать. — Разве ты не знаешь, что Сигизмунд Казимирович, твой дед… Кавалер Ордена Боевого Красного Знамени… Когда его хоронили, этот орден несли за гробом на подушечке… В те годы просто так не давали…