Аналитик
Шрифт:
— В целом ситуация выглядит так: некто или группа людей, спланировала оболгать Огнева на всю страну. Из фигурантов у нас есть — пропавший журналист, неизвестный, который проводил опрос в Одессе, и глава редакции «Труда». Ему позвонили и настойчиво попросили дать ход статье.
— Кто?
— Этого мы не знаем. Через час после выхода статьи он скончался от сердечного приступа. Про звонок и настойчивую просьбу мы узнали от его секретаря. Кто именно звонил, та ответить не смогла.
— И это все, что вы можете сказать? — пыхнув разожженной трубкой, процедил Сталин.
— Времени на работу было слишком мало. За пару часов больше мы узнать не можем. Дайте нам
Сталин замолчал, глубоко задумавшись. Через несколько минут он все же успокоился и наконец ответил, напряженно ожидающему дальнейших указаний Берии.
— Хорошо. У вас есть эти дни. А пока в той же газете должна выйти опровергающая статья. В ней должно быть не только, что Огнева оболгали, но и предупреждение, что просто так это происшествие без последствий для всех причастных не останется. Журналиста в розыск. По делу о клевете. Того неизвестного — тоже, как соучастника. И еще. Как-то Огнев говорил, что вашей службе не хватает технических средств для работы. Дайте мне список, каких именно. Подобные выпады нельзя оставлять без внимания и тем более допускать их повторения!
— Будет выполнено.
— Найди мне главного заказчика, Лаврентий, — тихо с угрозой в голосе проговорил Сталин. — Он не должен скрыться или остаться безнаказанным.
На следующий день я отправился в университет. Лекций никаких у нас сегодня не было, поэтому кроме встречи с Андреем никаких иных дел я здесь не планировал. Однако слава летит вперед меня.
Те, кто меня знал, встречали не одобрительными взглядами. Если уж мои близкие так отреагировали и поверили статье, то что говорить про остальных. Через пятнадцать минут как я появился в университете, меня нашел Жидунов и сразу утянул в свой кабинет.
— Сергей, — начал он, напряженно глядя на меня, разговор, когда мы остались одни. — Что значит статья в «Труде»? Товарищи спрашивают, уже пара человек высказали мнение, что тебя нужно исключить из комсомола. В партийном собрании университета пока молчат, но если мы тебя исключим, то и они быстро примут меры. Скажешь, что происходит?
— Много недовольных моей деятельностью стало, — буркнул я. Но вот то, что Георгий Юрьевич не стал делать скоропалительных выводов, а сначала ко мне подошел и спросил, я оценил. Не прошел даром прошлый «урок», когда меня подставить пытались. — Не переживайте, скоро мнение людей снова измениться. Не в первый раз, помните?
— Помню, — удовлетворившись моим ответом, кивнул Жидунов. — Тогда не буду тебя больше задерживать.
Выйдя из кабинета комсорга университета, я задумался — куда сейчас идти. До десяти часов время еще было, но стоять рядом с деканатом, где много народа, не хотелось совершенно. В итоге просто нашел самый мало посещаемый коридор и сел на подоконник. В голову лезли пессимистичные мысли. Я хоть и сказал Жидунову, что все изменится, но вот так ли это? Что предпримет товарищ Сталин? Захочет ли «впрягаться» за обляпанного грязью подчиненного, или предпочтет дистанцироваться? В моей прошлой жизни, стоило кому-то из видных политиков серьезно заляпаться, то им «коллеги» не помогали, даже те, что работали с ними в связке, а скорее еще сильнее накидывали помоев, чтобы потонул такой оступившийся с гарантией. Правда я не считал себя до недавнего момента политиком, но видимо зря. Да и сейчас не то же время, не те нравы, что в моей прошлой жизни. Но все равно тревожно. Иосиф Виссарионович бывает непредсказуем.
Из мрачных мыслей меня вывел звонок, зовущий студентов на пары. Это у пятого
Тут же соскочив с приютившего меня подоконника, я кинулся к деканату и застал там нервно вышагивающего Кондрашева.
— Я уж думал, ты не придешь, — облегченно выдохнул он.
Я молча кивнул ему следовать за мной и мы дошли до того самого полупустынного коридора, где я его ждал.
— Ну говори, что хотел, — хмыкнул я.
— Мне статью про тебя вчера показали. Я сразу понял, что ты можешь на меня подумать, что я к ней имею отношение. Но это не так!
Я продолжал молчать, и тогда Андрей, не дождавшись моей реакции, выдохнул и стал «исповедоваться».
— Когда мы вернулись из командировки, и ты отнес отчет товарищу Сталину, на следующий день меня вызвали в Кремль. Впервые меня, а не тебя, позвали к товарищу Сталину! — с жаром выдохнул Кондрашев.
Вот как? Все интереснее и интереснее. Я поощрительно кивнул ему, чтобы тот продолжал.
— Товарищ Сталин похвалил меня за работу. Сказал, что такие, как я, нужны партии и народу. И спросил — хотел бы я и также оставаться твоим секретарем, или готов на большее, — тут Андрей замялся на мгновение, но все же закончил рассказ. — Я сказал, что готов, но не хочу подставлять тебя и пойду на новое место лишь, если это будет не в ущерб тебе и общему делу.
Ну, про «подставлять меня» тут он может лукавить, или откровенно врать. Но ладно, послушаем дальше.
— И? — поторопил я замолчавшего парня.
— Ну, товарищ Сталин сказал, что никого я не подставляю. Сказал, что тебя ждет новое назначение, но пока говорить об этом не стоит. Он хочет лично тебе о нем сказать. Поэтому и про мой перевод на иное направление просил не говорить — иначе ты вроде сразу поймешь все. Как-то так.
— И куда тебя направили? — стало мне интересно.
Хотя вот информация, что Андрею новую должность дал лично Иосиф Виссарионович меня напрягла. И в том смысле, что он легко и непринужденно забрал у меня моего, как я думал, человека. И в том, что Сталин мог проверять меня — как я отреагирую на это. Может потому и тянул время?
— Что уж теперь молчать, — махнул рукой Андрей. — Моим заданием было вместе с Андреем Януарьевичем проверить всю законодательную базу по туристическому направлению и внести в нее новые положения, согласно текущей ситуации.
Вот это стало для меня… ну не шоком, но удивился я знатно. То есть Сталин отправил Андрея по «моим стопам»? Зачем? И почему нужно было не говорить об этом мне? Может, еще поэтому кто-то решил, что генсек меня «списал»? А если предположить, что Сталин еще и хороший актер, то весь наш разговор у него в кабинете…
«Да нет, это уже паранойя какая-то, — мотнул я головой. — Не стал бы Иосиф Виссарионович ради меня так заморачиваться. А то это уже какой-то манией величия попахивает».
— Почему тебя на это направили, ты не думал?
— Я признался, что пишу дипломную работу на эту тему.
В принципе, если посмотреть со стороны, то все встает на свои места. Нравятся мои результаты Сталину? Судя по тому, как он со мной носится — да. Хотелось бы ему побольше таких подчиненных? Несомненно. А тут Андрей — и учится там же, где и я. И показал себя ответственным работником, когда был моим секретарем. И по результатам проверки именно он тему законов в диплом себе взял, что тоже мой «стиль» напоминает. Почему бы не дать ему самостоятельно себя проявить под присмотром того же Вышинского? Как и меня когда-то? И если выйдет толк, будет у Сталина еще один «цепной пес», как меня называют за глаза.