Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Но… но мы не знали… — сказала одна из женщин.
— Мы думали, вы… вас…
— Спокойно, — вмешался глист на крыльце. — Послушайте, Корк, вы исчезли и как выморочное имущество…
— Вы получили официальное извещение о моей смерти? — по-прежнему спокойно спросил Мартин. — Вы поторопились, Харленд. И вас своим душеприказчиком я не назначал.
Женщины, бросая вещи, испуганно пятились. По-прежнему держа руки в карманах, Мартин подошёл к вещам на траве и, глядя на Харленда, сказал:
— У меня дела в городе. К моему приходу, Харленд, всё, слышите, всё незаконно присвоенное должно быть
Как-то очень быстро и незаметно все исчезли. Только Харленд стоял на крыльце.
— Корк, поймите, это же естественно, это так понятно…
Не отвечая, Мартин повернулся к нему.
— Пошли, Эркин. Думаю, к нашему возвращению они управятся.
Он встретился глазами с беляком, увидел его страх и кивнул…
…Эркин лёг набок, натянул одеяло на голову. Андрей когда так заворачивался, только макушка торчала. Закрыл глаза.
И опять началось. Сон — не сон, мелькание лиц, голосов…
Разорённый дом Андрея. Здесь грабителей не застали: так основательно всё растащили. Кто-то очень шустрый даже стёкла из окон вынул. От Андрея пошли к нему домой. Он уже ни на что не надеялся. И разграбленная, засыпанная перьями и обрывками ваты из вспоротых подушек и перин, квартира оставила его равнодушным. Разорванный в ночь обыска медвежонок Алисы так и валялся на полу. Он не подобрал его. Как не подобрал в доме Андрея его выцветшую старую рубашку. Нет, это ни к чему. От Андрея осталась рукоятка ножа. А тряпки… на что они ему? Про рыжих девчонок ему рассказали. Их видели. С русским солдатом. С ними была Алиса. И ещё какие-то женщины. Те, видно тоже… намылились отсюда. Мартин таскал его по городу, заставлял кого-то о чём-то расспрашивать. Всё путалось. Но он понял главное: Даша и Маша с Алисой и ещё одна женщина вошли в комендатуру. Больше их никто не видел. Видно, так и уехали. Завтра с утра он пойдёт в комендатуру, предъявит удостоверение и… поедет. Догонять Машу и Дашу. И Алису. А сейчас надо спать. Мартин стонет и ругается во сне. В полный голос. Даже здесь слышно. У Мартина никакой надежды, а у него… Женщина, что вошла в комендатуру с Дашей и Машей была в плаще. Сером. Как у Жени. Тёмные волосы узлом на затылке. Как у Жени. И Алиса держалась за её руку. Но не может такого быть. После «трамвая» не живут. Мало ли… похожих. И самое страшное: Алису искал её отец. Женя даже говорить об этой сволочи не хотела. Так на тебе, объявился! С белым телохранителем. Вот это страшно. Если такая гнида уцелела… нет, он Алису не отдаст, об этом и речи нет. Но… нет, даже думать страшно…
…К дому Мартина они вернулись в темноте.
— Заночуешь у меня, — Мартин не приказал, а попросил, и он кивнул в ответ, понимая, что это нужно Мартину больше, чем ему.
Дом Мартина был тёмен и на первый взгляд пуст, но когда они поднялись по ступенькам, то увидели на веранде человека. В чёрной одежде, пришелец сливался с темнотой, и только лицо белело смутным пятном.
— Что вам нужно? — устало спросил Мартин, открывая дверь.
— Сын мой, — заговорил человек.
А фраза знакомая, Священник? Да из белой церкви.
— Идите к себе, святой отец, — сказал Мартин. — Я не нуждаюсь в ваших утешениях.
Мартин зажёг свет в холле. И не скажешь, что здесь грабили, так всё убрано.
— Пошли на кухню, поедим.
Вошедшего вслед за ними священника Мартин как бы не замечал. Он, по примеру Мартина, снял и повесил на вешалку у дверей куртку, поглядел на свои сапоги. Мартин махнул рукой.
— Плевать. Ковёр так и не вернули, сволочи.
— Сын мой, — снова начал священник. — Я понимаю твоё горе.
— Неужели? — хмыкнул Мартин, открывая бар. — И спиртное всё унесли. Ну, ну…
— Шакалы — они шакалы и есть, — кивнул он.
— Ладно, — Мартин захлопнул бар. — Посмотрю сейчас, на кухне осталось что или тоже всё выгребли. Идите домой, святой отец. Дотти вы уже не нужны, а мне… тем более.
Он догадался, что Дотти звали жену Мартина.
— Ты не вправе обвинять всех в её смерти, сын мой. Конечно, сейчас тобой завладело чувство мести.
— Её убийцам вы тоже не поможете, — усмехнулся Мартин.
Священник сокрушённо покачал головой.
— Сын мой…
— Убирайтесь отсюда, — тихо, но с такой злобой сказал Мартин, что священник, защищаясь, вскинул ладони. — Вы… Думаете, я не знаю кого и на что вы благословляли? Где вы были, когда гибли невинные? Кого вы защитили? Ну?! Уходите. Не доводите меня, чтобы я выкинул вас из своего дома. Убирайтесь.
— Я буду молиться за тебя, сын мой. Чтобы Господь вразумил тебя и ниспослал мир твоей душе.
— Делайте, что хотите, святой отец, — Мартин подошёл к входной двери и распахнул её. — И где хотите. Но не здесь. Не вынуждайте меня к насилию.
Священник ушёл. Мартин запер за ним дверь, и они пошли на кухню. Там Мартин нашёл немного уже зачерствевшего хлеба, растопил плиту и поставил кофейник.
— Хоть кофе попьём. Посмотри здесь, может, ещё что найдёшь. Дотти особых запасов никогда не делала, чтоб каждый день по магазинам бегать.
В указанном Мартином шкафчике нашлись начатая пачка печенья и такая же галет.
— Жратву не возвращают, Мартин, — разжал он губы.
— Знаю, — Мартин потёр лицо ладонями. — Стервятники. Знаешь, что это такое?
— Нет, расскажи, — попросил он.
— Птицы такие, — Мартину явно хотелось разговором забить происходящее. — Они падалью питаются. Ну, и после боя, если раненых сразу не подобрали, то расклёвывают их.
Он кивнул, подумал.
— А шакалы? Тоже?
— Тоже. Шакалы ещё отбросы подбирают, но и раненых, ослабевших добивают.
Забулькал на плите кофейник. Мартин поставил на стол фарфоровые кружки, не так нарезал, как наломал хлеб.
— Обещал тебе выпивку, а видишь, как всё повернулось. Кофе настоящего почти полная банка была, а теперь… на два захода и того по щепотке. И спиртного ни капли.
— Не беда, — он грел о кружку ладони. — Я не пью.
— Зарок дал? — с интересом посмотрел на него Мартин.
— Да нет, — пожал он плечами. — Не люблю я этого, — и, решив, что с Мартином можно в открытую, пояснил: — Пьяный я болтаю много, язык не держу. А кому это нужно?
— Верно, — кивнул Мартин. — Ладно. И без спиртного можно. Завтра в комендатуру пойдёшь?
— Да. И буду сразу на выезд проситься. Догонять.
— Ну, это понятно. А потом?
— Что потом? — не понял он.