Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— Что ж, доктор… может… может, с вами ему и будет лучше.
Симон подобрал костыли и встал. Он старался держаться, и Жариков не мог не оценить его стараний. Быть отвергнутым… очень тяжело.
— Спокойной ночи, доктор.
— Спокойной ночи, Торренс.
Когда за Торренсом закрылась дверь, Жариков с силой потёр лицо ладонями и тяжело уронил руки на стол. Надо же такому… А ведь Торренс искренен: он действительно любит Андрея. Да, треугольник. Но неужели Андрей… да нет, разумеется, нет, Торренс просто всё воспринимает и понимает… в соответствии со своей ориентацией.
Войдя к себе в палату, Симон
…Настойчивый звон будильника. Он рывком откидывает одеяло и садится. Лежащий рядом навзничь мальчишка из-под опущенных пушистых ресниц следит за ним, на пухлых губах лукавая улыбка. Он смеётся и легонько пошлёпывает по чёрной лоснящейся груди.
Вставай-вставай. Иди, свари кофе.
— Да, сэр, — радостно выдыхает негр, вскакивая на ноги.
И когда он в халате с влажными после душа волосами входит в кухню, там пахнет свежим горячим кофе, и стол у окна накрыт, и Красавчик, стоя у плиты, встречает его белозубой сверкающей улыбкой. Он завтракает и встаёт из-за стола, оставив половину кофе в кофейнике и кучу слегка надкусанных бутербродов…
…Да, чёрт возьми! Да, доедать за другим унизительно, но таковы были правила, он не мог вести себя иначе. Да и не в этом же дело. Красавчик был всем доволен. Все домашние рабы так живут. И, когда он, уходя по утрам в свой офис, строго говорил красавчику: «Уберёшь квартиру», — это был просто способ оставить парнишку не в камере на цепи, а пришлось ведь её оборудовать по всем правилам, иначе первая же комиссия… ладно. Неужели мальчишка не понимает этого. Ну ладно, тогда, а сейчас-то?
Торренс знал, что дело не в этом, ему же всё сказали, что называется, открытым текстом. Но о сказанном он думать не может. Этого не было, потому что не могло быть. Чтобы то… чтобы такая нежность и такая страсть были притворством, нет, можно солгать словами, но не телом. Тело не лжёт…
…Дрожащая от частого дыхания грудь, мокрое от пота тело, затихающие всхлипы. Он гладит его, целует в щёки и глаза.
— Ну, что ты, Красавчик, мне так хорошо с тобой. Отдыхай.
И под его ладонью послушно обмякает и распластывается рядом мальчишеское, такое сильное и гибкое тело. Да, деньги не малые, но мальчишка стоит своих денег. Повезло.
— Мой мальчик, — целует он солёные губы, уже засыпая. — Спи.
От пышной шапки кудрявых волос пахнет приятной чистотой. Блаженное ощущение, что он дома, в своей постели, не надо вставать, одеваться и куда-то идти. И это его, действительно только его мальчик, и, пожалуй, он так и оставит его Красавчиком. Сид зовёт своего Милягой. Рассказывал, что пришлось сменить не меньше десятка, пока не нашёл этого, кучу денег угробил. А ему повезло, можно сказать, с первого захода. Спокойное сонное дыхание рядом. Он и сам уже спит и во сне продолжает прижимать к себе это тело…
…Симон со вздохом не так повернулся, как подвинулся. Сон, вся жизнь — сон, смешной и кошмарный, светлый и перепутанный, всё сразу и всё — сон…
…Кривляющиеся злобно хохочущие рожи. Грабить нечего, так хоть помучить, насладиться страхом и беспомощностью жертвы, сломать человека, сделать его безвольной тряпкой.
— У меня
— А если мы поищем?
— Ищите, — пожимает он плечами, преодолевая боль.
Его собеседник оглядывает его, привязанного к стулу в разгромленной гостиной. Ведь не так искали ценности, сволочи, ведь знали, куда шли, а просто ломали. Ну, и что они ещё придумают? Почему-то нет страха, только холодная усталость. Главарь рассматривает его, облизывает распухшие налившиеся кровью губы и вдруг бросает одному из своих подручных.
— Развяжите его, — и ему: — Что отдашь в выкуп. Самое ценное отдашь? — и мерзко подмигивает, кивком показывая на сидящего в углу на корточках Красавчика.
— Вы же всё поломали, — возмущается он, не желая понимать намёка.
— Ну?! — насмешливо-презрительное удивление в голосе. — Сейчас объясним…
…Симон откинул одеяло и сел. Да, так всё и было. Он понял и согласился. Отдал Красавчика им. Свою тогда единственную ценность. Банда увела Красавчика, оставив его среди обрывков записей и растоптанных чертежей. А Сид потом утешал его, что он легко отделался: остался жив и почти цел. А раб-спальник… так всё равно русские отменили рабство. Сам Сид своего Милягу перед самой капитуляцией успел сдать на торги, а денег не успел получить, остался совсем ни с чем. Да… да какого чёрта?! Надо выкинуть это всё из головы.
Он снова лёг. Гипс уже не мешает, ну, почти не мешает. Ещё неделя… нет, он завтра же пойдёт к лечащему врачу и попросит, если возможно, снять гипс и отпустить домой, на амбулаторное, кажется так называется. Дома долечится. Чем здесь видеть каждый день Красавчика и знать… нет, хватит об этом. Надо спать.
По дороге в жилой корпус Крис был молчалив и задумчив. Остальные за обсуждением, как здоровско Андрей врезал беляку, этого не замечали. Но отстать от всех и остаться в лечебном корпусе Крис не сумел. А Люся уже наверное ждёт его в кабинете Аристова. Пришлось зайти вместе со всеми в жилой, войти в свою комнату и переждать, пока в коридоре затихнет. Ну, вот вроде ввалились к Джо-Джиму, там продолжат. Ага, утихло. Крис вытащил из шкафа свёрнутый в рулон синий халат уборщика, осторожно выглянул в коридор. Пусто. Теперь запереть дверь и бегом. Надевать куртку уже некогда: Люся ждёт.
Ведро и тряпка у него были припрятаны в рабочем тамбуре лечебного корпуса, и по лестнице он поднимался уже уверенно. Дверь в кабинет Аристова была закрыта, но нижняя щель светилась. Крис осторожно костяшками пальцев выбил условный сигнал. Тихо щёлкнул шпингалет, и он вошёл.
— Господи, Кира! — Люся порывисто обняла его, спрятав лицо у него на груди.
— Люся, ты прости меня, — зашептал Крис. — Понимаешь, чуть заваруха не вышла.
Заваруху он назвал по-английски, а этого слова Люся не знала.
— Что-что? — удивилась она. — Какая ещё заваруха?
— Ну, один из наших, Андрей, хозяина своего бывшего встретил, ну, и тот полез к нему. Вот и завертелось.
Крис не хотел вдаваться в подробности, и Люся не настаивала.
— А я уж испугалась, — вздохнула она.
— Чего? — сразу встревожился Крис. — Тебя обидели? Кто?
— Нет, что ты, — Люся улыбнулась и снова вздохнула. — Ну, что ты увидел меня, ну, разглядел и больше не придёшь. Девчонки говорят, что мужчина любит глазами.