Аналогичный мир - 3
Шрифт:
Джим поставил стакан на стол, попытался встать, но забыл снять ноги со стола и чуть не упал, выругался и тут же снова захихикал.
— Джек, а ну, пойди сюда, дурак.
— Ага-а.
И, когда Джек вошёл, скомандовал:
— Сними мне ноги.
Было такое не один раз, и Джек уже твёрдо помнил, что и как надо делать. Он послушно снял и поставил на пол ноги Джимми и помог тому встать.
— А давай я тебя трахну напоследок, дурак, — пришла в голову Джима новая идея. — Хочешь трахнуться, Джек?
— Ага-а.
Джимми засмеялся и отпустил его шею. Особо пьяным он себя не чувствовал. Полбутылки — не его доза. Это дураку много. Тогда
Джимми засмеялся, потянулся, расправляя мышцы, и…
Чужая жёсткая сила рванула его за горло, Джим даже не сразу понял, что это Джек, стоя сзади, захватил его за шею сгибом левой руки.
— Ты, — захрипел Джимми, шаря вдруг ставшими скользкими из-за перчаток пальцами по необычно твёрдому локтю, — ты чего?
И удар под дых, несильный, но от которого сразу перехватило дыхание, а тело стало безвольным.
— Ты кого на понт брал, падла? — насмешливый голос Джека над ухом. — За фрайера меня держал, сука?
Как сами собой расстегнулись и свалились вниз, спутав ноги, брюки, сползли трусы, и холод прижатого к животу лезвия.
— Лагерник тебе нужен? — ласково спросил Андрей. — Получай лагерника.
Боли не было, был холод, медленно пересекающий живот от левого паха к правому подреберью.
— Пощади, — из последнего, безнадёжно цепляясь за зажимающую горло руку, прохрипел Джим. — Деньги… возьми все…
— За кровь друга западло, — и поучающим тоном. — Что за предательство положено, забыл, охранюга? — и насмешливо копируя его собственные слова: — Ох, и повозился я с тобой. В расчёте, падла? Не слышу.
Животу уже горячо, по ногам течёт горячая жидкость. Кровь? Это его кровь?! Не хочу! Нет! Не-ет!
Чужая рука властно поднимает за подбородок, запрокидывает назад его голову.
— Привет из Хаархана!
И опять этот холод, уже на горле. Не-е…
Булькнув, Джимми Найф захлебнулся собственной кровью.
Плавно, медленно, чтобы не набрызгать кровью, Андрей попятился, опуская сразу отяжелевшее тело на пол. Положил рядом с ним нож, отступил на шаг и оглядел руки. Нет, вроде нигде не запачкался. Проверим. Он быстро прошёл через спальню в ванную, оглядел себя в большом трёхстворчатом зеркале. Чист. Теперь… рвать когти. Но по-умному.
Погасив в спальне свет, он вернулся в гостиную. Уверенно, как давно продуманное, взял со стола две больших пачки. Ту, что Найф называл «за Джонни», бросил плашмя на грудь лежавшего навзничь трупа, а вторую, которая «за Фредди», точным броском вогнал в уже разошедшийся и заполненный кровью разрез на животе. Третью, что «за тебя, дурака» сунул в карман брюк. Нож трогать не стал: Найф много хвастал, что нож его приметный и его все знают, вот и оставим ему его примету. Ушёл на кухню. Где эти банки? Чёрный молотый перец, красный сладкий, красный жгучий… табака нет, жаль. Он высыпал содержимое всех трёх банок в большую фарфоровую тарелку, аккуратно потряс, перемешивая. Крышки завинтил и поставил банки на место, закрыл дверцы, вернулся в гостиную, щёлкнув по дороге выключателем. Всё засыпать — не хватит, конечно, но… вокруг на ковре, и за собой. Он, пятясь, пошёл к выходу, рассыпая
Андрей выключил свет и вышел, мягко без стука захлопнул за собой дверь. Глубоко вдохнул запахи влажной земли и ещё чего-то, пересёк крохотную веранду и стал спускаться с крыльца, по-прежнему рассыпая за собой перец. Дорожка через узкий газон к калитке. А дождь нехилый, смоет весь перец. Ну, так и запахи со следами заодно.
Закрыв за собой калитку, огляделся. Тихо, темно, ночь сейчас, ни одно окно нигде не светится, сейчас любой патруль его приметит. Ладно, уйти подальше от этого дома, а там… Колумбия… Наслышаны, как же, большой город, вторая столица, а это, значит, окраина, а то и пригород. Надо на вокзал, самое верное. И вроде вон там как зарево над домами, там, значит, фонарей больше, центр там, многолюдье. Ну, тогда туда. Записку прячем среди бумаг, бревно под павшими листьями, а человека в толпе.
Он высыпал остатки перца перед калиткой и пошёл прямо по мостовой: у шин запах сильный, сам временами чувствовал, если что, перебьёт его ботинки. На углу у решётки водостока он задержался. Аккуратно разбив тарелку, сбросил все осколки в канализацию и пошёл уже свободно, чутко прислушиваясь к окружающему.
В двенадцать минут второго Чак подъехал к «Голубой звезде» — отелю с рестораном, слишком, пожалуй, большому для такого захолустья, как Коркитаун. На вывеске были заметны следы переделки: раньше гостиница называлась «Пурпурной звездой», и после капитуляции название высшего имперского ордена владельцы посчитали неуместным, но закрасили слабо. На всякий случай — усмехнулся Чак. Слышал он об этом… притоне-пристанище, но работать не доводилось ни разу. И одновременно он затормозил, и открылась дверь отеля, выпустив двоих. В два шага они пересекли тротуар, хлопнули дверцы «ферри», и Чак стронул машину. Всё вместе заняло несколько секунд, не больше.
— В Колумбию, Чак, — спокойно распорядился Джонатан и улыбнулся. — На квартиру.
— Слушаюсь, сэр, — невозмутимо ответил Чак. — В Колумбию, на квартиру.
Сегодня Джонатан и Фредди сели сзади. В зеркальце над ветровым стеклом Чак видел их спокойные усталые лица. «Есть ситуации, когда за рулём должен быть третий». Да, именно так и сказал тогда Джонатан, отвечая на его дерзкий вопрос.
Незаметно для себя Чак старался вести машину очень плавно, чтобы не потревожить сидевших за его спиной. Доверившихся ему.
Дождь то ослабевал, становился моросью, то снова припускал почти ливнем. И автовокзал, к радостному удивлению Андрея, был битком набит ожидавшими своих рейсов и, как и он, промокшими людьми. Так что внимания на него никто не обращал: у всех своих забот полно.
В уборной Андрей закрылся в кабинке и первым делом снял с пачки денег банковскую ленту, прочитал — на всякий случай — всё написанное на ней, изорвал, как можно мельче и бросил в унитаз. Сто сотенных, а тех пачках были тысячные. Тысячную разменивать — запомнят, он ещё и потому бросил те там, а себе взял эту, так сказать — он ухмыльнулся — «заработанную». Одну сотенную сунул в карман, остальные завернул в туалетную бумагу и засунул опять под рубашку. Ну вот, остальное потом.