Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— Хорошо, — согласилась Женя.
Они обговорили всё на завтра, и Эркин решился.
— Женя, тебе… тебе понравилось? Ну, как в спальне стало?
— Конечно, — улыбнулась Женя. — Так красиво, ты молодец, и с зеркалами… ты специально их так поставил?
Эркин кивнул. Женя ласково погладила его по голове и плечу. Он, как всегда, перехватил и поцеловал её руку. И встал.
— Поздно уже. Ты не успеешь выспаться.
— На такой-то кровати? — лукаво улыбнулась Женя.
И вдруг зевнула.
— Ты иди, ложись, — заторопился Эркин. — Я сам всё уберу.
— Ладно, — не стала спорить Женя. — Ты торт под окно поставь.
— Да, хорошо.
Эркин собрал со стола посуду, свалил её в раковину и стал мыть. Женя помедлила у двери, глядя на него. Эркин быстро обернулся и улыбнулся ей.
— Иди, Женя. Я быстро.
Женя кивнула и ушла. Оставшись один, Эркин домыл и расставил на сушке посуду, убрал в шкафчик под окном кастрюлю с картошкой и коробку с тортом, протёр клеёнку на столе. Ополоснул и повесил тряпку, расправил нарядное кухонное полотенце. Его и ещё три таких же им подарили на новоселье. А для Тима Женя купила кухонную скатерть и десять салфеток. Всё правильно. Дарили им, дарят они. Всё правильно. Он ещё раз оглядел кухню, погасил свет и вышел.
Женя уже спала, но свет она оставила. И Эркин, раздеваясь, полюбовался и мебелью, и безмятежно спящей Женей. Он выключил свет и мягко нырнул под одеяло, лёг рядом с Женей. А что, перины нет, что ли? Упругая жёсткость нового матраса, прохлада простыни, мягкая тяжесть одеяла и тепло живого тела рядом. Он осторожно подвинулся к ней. Женя вздохнула, не открывая глаз, и положила руку ему на грудь.
— Спи, милый. Спи, мой хороший.
Эркин накрыл своей рукой её ладонь, прижал к себе. Глубоко вздохнул. Надо спать. Женя устала, ждала его, надо будет завтра сказать ей, пусть не ждёт, ложится спать, а то она не высыпается. Женя дышала ровно, и он очень осторожно погладил себя её рукой и медленно распустил мышцы. Всё, всё, не думай и не мечтай, надо спать. Сегодня год твоей свободы, год с того дня, когда ты сидел на заднем крыльце господского дома и смотрел на распахнутые ворота. И ты даже не знал, какой это день. Просто сидел и смотрел. И вот… Это его дом, его… жизнь. Рядом с ним лежит Женя, его… его жена, да, она — жена ему, а он — её муж, в соседней комнате спит их дочь. И всего год…
Мысли путались, сладко ныли натруженные и промятые в душе мышцы. Эркин вздохнул и улыбнулся, засыпая.
Празднование затянулось за полночь. Они сами не ожидали, что так получится. Что поздравить их придут и врачи, и из комендантского взвода и сёстры… Кто-то просто поздравлял и уходил, кто-то задерживался ненадолго, и было так хорошо, так необычно хорошо… Все они надели свои самые нарядные рубашки, многие щеголяли в джинсах и купленных в городе брюках, ни один в рабском не был. И на столах всего вдоволь, и бутербродов, и пирожных, и конфет… Вина, правда, оказалось в обрез. Чтобы угостить всех пришедших поздравить, сами по второму глотку не сделали. Но и без этого веселья хватало. Пели, танцевали, выталкивая друг друга из-за пианино.
Шум веселья далеко разносился по парку. Стоя за деревом, Чак тщетно пытался разобрать смутные — из-за задёрнутых штор — силуэты. Пог-ганцы! Ни его, ни Гэба позвать и не подумали. А ведь это и их день. И в складчину ихнюю он бы внёс и за себя, и за Гэба. Так ведь — нет, даже не обмолвились, сволочи, поганцы. День Свободы. Так беляков назвали и ублажают, а своих… Очередной взрыв хохота заставил его передёрнуть плечами
Он отступил назад и не спеша пошёл к своему корпусу. Завтра его выписывают. Утром позавтракает, переоденется уже окончательно, последняя беседа с доктором и всё. С тремя тысячами в кармане он не пропадёт. Первое время.
Под ногами чавкала холодная зимняя грязь. Надо будет ботинки отмыть. Чтоб уж не совсем вахлаком, дворовым работягой смотреться. Жалко, тех ботинок так и не вернули. И перчаток с поясом. Ладно, у Гэба тоже всё отобрали.
Впереди смутно мелькнул чей-то силуэт. Гэб, что ли? Чего это он шляется? Чак подпрыгнул, ухватился за низкий толстый сук, подтянулся, ещё раз, и ещё…
Услышав за спиной шум, Гэб сразу метнулся вбок за деревья и уже оттуда посигналил тихим свистом. Чак ответил и спрыгнул на землю.
— Ты чего это? — вышел на дорожку Гэб. — По ночам бегаешь.
— Размяться решил, — небрежно ответил Чак, вытирая ладони о штаны. — А ты чего не дрыхнешь?
— Не твоя печаль, — отмахнулся Гэб. — Говорят, уходишь завтра?
— Это кто говорит? — хмыкнул Чак и кивнул. — Ухожу. А ты?
— Через неделю, — Гэб насмешливо улыбнулся. — Деньги на меня ещё не пришли.
— А-а, — равнодушно ответил Чак.
Гэб помедлил.
— Надумал уже, куда подашься? — безразличным тоном спросил он И, так как Чак молчал, вынужденно пояснил: — Чтоб нам в одном городе не оказаться.
— В Колумбию вернусь, — не слишком охотно ответил Чак.
— Не боишься? — насмешливо спросил Гэб.
— Кого мне бояться? — как можно презрительнее ответил Чак и даже сплюнул.
— Ну, твоё дело, — пожал плечами Гэб. — Это тебе со своими… недобитыми встречаться.
Чак стиснул зубы так, что на щеках вздулись желваки.
— А тебе встречать некого? — тихо спросил он.
— По хозяйскому слову, — повёл плечами Гэб. — На мне вины нет.
— Мг, — кивнул Чак. — Это ты недобитку и объяснишь. А мне… я подранков не оставлял.
— Ну-ну, — хмыкнул Гэб и повторил: — Твоё дело.
— Моё, — кивнул Чак. — А ты куда?
— Пока не в Колумбию. А там посмотрю, — улыбнулся Гэб.
— Смотри, — согласился Чак и добавил: — Смотри, на дороге мне не попадись.
— А ты тоже поглядывай.
И до своего корпуса они шли рядом, но каждый сам по себе.
Когда вместе с другими сёстрами зашла поздравить их Люся, как-то так получилось, что стакан с вином ей дал Крис. Нет, он не собирался подходить, даже не думал о таком, а увидев, задохнулся и онемел. Но тут ему сунули в руку стакан, и он с Эдом, Майклом, ещё с кем-то из парней подошёл к гостьям и… и оказался напротив Люси. Отступать было уже невежливо, и он, как во сне, протянул ей стакан. И она взяла, и, как все, подняла, показывая всем, сказала, что поздравляет их с Днём Освобождения. Но смотрела она только на него — он же так и торчал перед ней, столб столбом — и улыбалась ему. Выпила за их свободу и ушла. А он… он только и сумел, что уже не выпускал из рук этот стакан. Её стакан. И пить старался так, чтобы его губы касались этого же места. Он бы весь остаток вечера так просидел, но его дёрнули за одним делом, за другим и… и он опять закрутился в общем водовороте. И пел со всеми. Они так разошлись, что даже «Лозу» спели. Впервые не таясь, в полный голос. Ничего не боясь и хвастаясь голосами.