Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— Да весь завод так. И аж трёхсменку, как в войну, снова сделали, — Антип, отдуваясь, отодвинул тарелки и взял стакан с киселём. Неодобрительно покосился на тарелку Эркина с котлетой. — А ты что, не держишь пост?
— Чего держать? — удивился Эркин.
— Ну, чего ты пристал к нему? — укоризненно сказал Тихон. — Он же некрещёный. Ведь так?
Эркин кивнул. Что такое некрещёный или, как ещё в лагере слышал, нехристь, он уже знал. И это его не трогало. Что есть, так то оно и есть. Но если весь завод так работает, то
— Ладно, — встал Антип. — Хотим гулять, айда работать.
— Айда, — согласился, вставая Эркин.
А ещё ведь непонятно: оплатят ли эту неделю. Хотя… дурак он, конечно, кто ж нерабочие дни оплачивает? А вот получку же им должны двадцать девятого давать, а теперь как же?
— А получка тогда когда же?
— А в субботу же. И «ёлочные», и получка, — бросил, не оборачиваясь, Антип и заорал: — Старшой! Вот они мы!
— Ага, как раз, — из-под ушанки Медведева выбивались слипшиеся от пота пряди волос. — Вон на ту платформу давайте, мужики.
Снова контейнеры? Да, но другие, тяжёлые, намного тяжелее. С места не стронешь, а поехал — так не остановишь. Эркин виснет на контейнере, тормозит его всем весом, как бычка. И вдруг становится легче. А! Так это Колька-Моряк с другой стороны встал. Ну, так это совсем другое дело. Колька ругается с весёлым остервенением, и Эркин, и привычно подлаживаясь, и заражаясь этим странным весельем, орёт в ответ слышанное ещё от Андрея.
— Ого! — восхищается Колька. — Вот это загнул, слыхали, мужики?!
— Да пошёл ты…! — орёт Тихон. — Не за язык платят. Давай…!
— Да куд-ды ты его…?! Сходен не видишь?!
— Старшой, отгоняй платформу на хрен! Застит!
— А ну, мужики, стронули! Пошла гадина толстозадая! Пошла-а-а!
— Да что ты её как девку… тискаешь и ни с места!
— Мороз, тормози!
— Ряха, не мельтеши, чтоб тебя!
— Паровоза нет!
— Так чем хочешь, откатывай!
— А ты своим… упрись! Сразу аж за ворота!
— Я т-тя щас…!
— А ну, мужики, берись!
— Мороз, давай, у тебя силы много!
— Пошла, пошла, пошла…!
Меньше всего Эркин предполагал, что нагруженную платформу удастся сдвинуть с места, но ведь сдвинули, чёрт возьми…
— Стрелку, мужики!
— Ага, переводи!
— Медведев, убирай своих, покалечатся сейчас на хрен. Кто отвечать будет?
— Всё, мужики, дальше они сами. Давай! Антип, кончили? Давай туда, живо.
И бегом на другой конец двора, где из широких цеховых ворот выползает гружёная серебристо-белыми контейнерами платформа.
— Давай, Мороз.
— Куда их?
— Стоп, цифры ты хоть различаешь?
Эркин кивает, глядя в светлые, как у Фредди на перегоне, когда был сложный проход, глаза бригадира.
— Тогда смотри. Видишь?
Маленькие таблички с не написанными, а врезанными номерами.
— Вон там машины стоят. Тоже с такими же. Здесь первые три цифры,
— Понял.
А ну, повтори!
— Первые три цифры на контейнере и последние три на машине должны совпадать.
Медведев кивает.
— Ладно. Давай. Один справишься?
— А чего ж нет? — пожал плечами Эркин. — А их как, как стекло?
— Их быстро надо. И аккуратно.
— Понял.
Ручка маленькая, не зацепить рукавицей. Эркин сдёргивает и засовывает в карманы рукавицы, оставшись в варежках. Ну, побежали! Машины в том углу, значит, через весь двор тащить, хорошо, ещё, что не через пути. Так… везёт он семь-восемь-три, а машина? Ага, вон та. Посадка низкая, и сходни пологие, удобно. С ходу затащил, в кузове для них уже даже захваты готовы. Вставил, рычаг нажал, чтоб лязгнуло, и бегом за следующим. Из-под ушанки по лбу ползут щекотные струйки пота, но вытереться некогда. Пять-один-четыре… семь-восемь-три… шесть-два-семь… Всего три машины, запутаться трудно. Машины маленькие, на шесть контейнеров каждая, так что… так что… так что… Одна что, уже полная? А хорошие контейнеры, поворотливые, и не трясёт их на ходу совсем, внутри, что ли, пружины стоят. И ещё один. И ещё… И…
— Давай, парень, пора нам.
Это не Медведев, кто-то другой. А и по фигу кто.
— Эти две закрывай, за последним бегу. Что-то незнакомых на дворе много стало… Эркин бегом подвозит последний контейнер. Медведев уже здесь. Цифры, что ли, проверяет? Ну, пускай, что-то, а это и спросонья и не спутать. Эркин вталкивает в кузов и вставляет в паз последний контейнер, щёлкает захватом, выбегает и поднимает сходни — они же задний борт. Две другие машины уже покрыты зелёными чехлами, укрывают и эту.
— Всё, вали в бытовку, Мороз.
— Ага, — кивает он через силу и уже не бежит, а идёт к бытовке, вдруг понимая, что чужие во дворе — это другая бригада, ночная смена, что ли.
В бытовке сильно пахнет потом, за столом устало сгорбился Ряха, жуёт незажжённую сигарету.
Эркин тяжело, не раздеваясь, сел за стол, стащил с головы мокрую изнутри от пота ушанку и уронил голову. Тупая рабская усталость всё-таки настигла его…
— Эй, — кто-то осторожно трогает его за плечо. — Ты бы глотнул, а?
Эркин с трудом поднял голову. Ряха? Что ему надо? Глотнуть? Он взял у Ряхи аленькую плоскую флягу, поднёс уже было ко рту, но, ощутив запах спиртного, сунул обратно.
— Нет, не надо.
— Зарок, что ли, дал? — удивился Ряха и, услышав шаги в коридоре, быстро сунул флягу куда-то под рубашку. — Ты смотри, молчок, понял, нет?
Эркин устало кивнул.
В бытовку вошёл Медведев, быстро и как-то хищно оглядел их.
— Та-ак, Ряхов?!
— А чё? Чуть что, сразу я? Ты чё, старшой, свет тебе клином на мне сошёлся? — зачастил Ряха, быстро искоса постреливая глазами на Эркина.