Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Могу ли я попросить вас, сэр?
— О чём? — удивился Джонатан.
— Давай, — сразу заинтересовался Фредди.
— Вы сказали, что у вас работает Чак, — Тим говорил спокойно, глядя перед собой, будто его этот разговор особо не задевает и не волнует, так, дорожная болтовня, не больше.
— Ну да, — согласился Фредди.
— Не могли бы вы, если это вас не затруднит, сэр, передать ему письмо?
Этого они не ждали. А Тим, спокойно придерживая руль левой рукой, правой потянулся к бардачку, достал простой белый конверт и положил его на сиденье между собой и Фредди. Промедлив
— Обратный адрес указал?
— Внутри, сэр.
— Увижу, передам, — Фредди убрал конверт во внутренний карман.
— Благодарю вас, сэр.
Джонатан кивнул. Всё правильно, отказ неразумен, а в будущем могут возникнуть весьма интересные комбинации.
О письме Тим сначала не думал: слишком ошеломило его то, что Чак выжил, на свободе и работает шофёром. Кое-что о «Колумбийском палаче» он слышал, майор намекнул, ну… и понял, и догадался. И не дружили они с Чаком, а… а просто отъехал от «Корабля», его окликнули, на Ижорск, к поезду, понёсся на всех парах, успел, получил по счётчику и щедро на чай, и… и зашёл на почту, на вокзале она круглосуточно. И написал. Всё же… всё же их всего двое и осталось. Из всей десятки. А начинали двадцать три. И Грин хвалил их десятку, что мало отходов. Погибших больше, чем выживших, а он… для белого цветной, что тряпка под ногами, вытер подошвы и дальше пошёл. Только… только на иной тряпке и поскользнуться недолго. Чак потому, видно, и любил убивать. Крепко ж его прижало, что в шофёры пошёл. Хотя… у таких акул шофёром…, пожалуй, не многое у Чака изменилось.
До Сосняков доехали быстро. Площадь пуста: прилётов нет, так что, кого надо подвезли, высадили и до свиданья, ждать да ловить пока нечего. Тим шикарным разворотом притёр машину точно у входа.
— Приехали, сэр.
Он был уверен, что тогда, у Морозов, с ним расплатились за оба конца, и растерянно заморгал, увидев пятидесятирублёвую купюру.
— Держи, парень, — улыбнулся Фредди. — Отлично довёз.
— Благодарю вас, сэр, — пришёл в себя Тим и вышел распахнуть перед такими пассажирами дверцы. Ну, пофартило, так пофартило, и какие же у них деньги, если так шикуют. Полина Степановна им рассказывала о купеческих загулах, когда они Островского разбирали, но то давно было, не то что до войны, а до революции, а эти…
Но все мысли и соображения он благоразумно держал при себе, а на его лице ничего не было, кроме вежливой — не больше — улыбки.
— Приятной дороги, джентльмены, — пожелал он им уже в спины, захлопывая дверцы и садясь на своё место.
— Благодарю, — бросил, не оборачиваясь, Джонатан.
Слова без веса, просто так положено, ни к чему не обязывают и никого не обижают.
Тим сорвал машину с места, глянул на часы. Есть смысл заглянуть на местный вокзал. Фарт фартом, а работать надо, смена до восьми, так что не халтурь, а вперёд…
Джонатан думал, что Фредди достанет письмо сразу, как отъедет машина, но тот словно забыл о нём. Билеты, регистрация, то да сё, спешить некуда и мешкать незачем.
— Выдержанный ты, ковбой, — усмехнулся Джонатан, когда они уже сидели в самолёте.
— А чего трепыхаться, —
— Отдашь, не читая? — удивился Джонатан.
— Не держи за фраера. Как думаешь, от себя или по службе?
Джонатан задумчиво пожал плечами.
— На погонника не похож, но я местных жаб не знаю.
— Тут их, — усмехнулся Фредди, — ментами зовут.
— Так что тебе виднее. И не дураки же русские, чтобы такое добро лежало и пользы не приносило. Но подставой это не было.
— Случайное совпадение, — задумчиво кивнул Фредди и закончил ковбойским выдохом: — Бывает.
— Бывает, — согласился Джонатан.
Соседние кресла оказались пустыми, и говорили они хоть и тихо, но не опасаясь.
Эркин оглядел кухню, вытер руки кухонным полотенцем и повесил его на место. Ну вот, можно и спать. Андрея он погнал сразу, как они перенесли посуду, это ему можно дрыхнуть до упора, а Андрею на работу, хорошо хоть, что во вторую смену.
В квартире тихо особой сонной тишиной, все спят, и Эркин, невольно подчиняясь этой тишине, в ванной вместо душа просто обтёрся мокрым полотенцем, повесил его на сушку и пошёл в спальню.
Женя спала. Привычно закрыв дверь на задвижку, Эркин быстро разделся и нырнул под одеяло, на прохладные простыни в тёплую темноту. Женя вздохнула и, не просыпаясь, обняла его. Эркин счастливо вытянулся, чуть подвинулся, чтобы Жене было удобнее, и наконец заснул. А то до утра совсем немного осталось.
…Алиса твёрдо помнила, что вчера было воскресенье, а, значит, сегодня надо идти в школу, и потому совсем не спешила просыпаться. В школу всегда разбудят. Но сон почему-то тускнел и рассыпался. Она старалась снова заснуть, лежала, зажмурившись, а сна уже совсем не было. Ну, ни в одном глазу, ни в правом, ни в левом. Алиса горестно вздохнула, открыла глаза и села.
Шторы задёрнуты, но и настоящей темноты уже нет. Так что, в самом деле, утро? Алиса вылезла из кровати и пошла к окну. Дёрнув за шнур, отодвинула штору. Утро! А как же школа?!
Алиса недоумевающе поглядела на сидевших и лежавших на столе кукол: вчера она их так спать и не уложила — и взяла в руки новенький будильник, который ей подарили на первое сентября, убедилась, что точно девять часов пятнадцать минут, и вздохнула: первый урок закончился. Она поставила будильник на место и пошла посмотреть, где и что делается.
К её возмущению, на кухне дедушка и Андрюха пили чай. С конфетами! И шоколадом! А её не позвали, не разбудили!
Её возмущение и обида были настолько велики, что она даже заплакать не могла. Стояла в дверях кухни и молча смотрела на них.
Бурлаков и Андрей не замечали её. Почему-то они проснулись одновременно и столкнулись в ванной.
— Ты чего так рано вскочил? — поинтересовался брившийся Андрей, заметив в зеркале вошедшего Бурлакова.
Тот неопределённо повёл плечом в ответ, но Андрей понимающе кивнул. Вроде и легли поздно, а сна — ну, ни в одном глазу. И он молча подвинулся, освобождая Бурлакову место у зеркала. Удивительно, но они не мешали друг другу, стоя рядом и бреясь. И так же молча пошли потом на кухню сооружать себе ранний чай из остатков вчерашнего пиршества.