Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Ясно… ясненько… — приговаривал он, рассматривая и перемещая фотографии.
— Всё-то тебе ясно, — наконец не выдержал Бурлаков.
— Не всё. Первое. Почему ты дед? Не знал, что Джонатан Бредли, знаменитый шулер, твой сын, — Михаил Аркадьевич позволил себе максимум сарказма.
— Другого варианта ты не рассматриваешь? — с не меньшим сарказмом ответил вопросом Бурлаков.
— Ты отец Жени?1 — удивился Михаил Аркадьевич. — Что, старые грехи? Подожди, сколько ей лет? Ты тогда…
— Не трудись. Женечка мне сноха.
— Что?!
— То, что слышишь, — откровенно
— Этот… индеец — твой сын? Гошка, не ври! Почему?
— Потому, что они — братья, — Бурлаков протянул руку и положил перед Михаилом Аркадьевичем снимок, где они втроём. — Понял? Они братья, а мне — сыновья.
— Значит, так?
— Именно так!
Михаил Аркадьевич взял фото8рафию, на которой стоят в ряд красивый индеец, Бурлаков и высокий белокурый парень, всмотрелся. Все трое нарядные улыбаются… индеец чуть смущённо, парень вызывающе, а Гошка… Гошка просто счастлив.
— Вот он, — Михаил Аркадьевич указал на парня. — Это вторая неясность. Он откуда здесь взялся? Кто он, Гошка?
— Мой сын, — твёрдо ответил бурлаков.
Михаил Аркадьевич даже вздрогнул и потрясённо уставился на него. Бурлаков молча ждал, пока старый друг переварит услышанное.
— Ты… — наконец выдохнул Михаил Аркадьевич. — Ты это серьёзно?
— Вполне, — кивнул Бурлаков.
Михаил Аркадьевич озадаченно выругался. Бурлаков расхохотался и встал поставить чайник — за разговором выпили весь и не заметили. А пока он возился с плитой и чайником, Михаил Аркадьевич быстро соображал.
…Два тандема… квадрат… аристократ и белая рвань, спальник и лагерник… в Хэллоуин лагерника убили… квадрат разрушен…. Гошка в январе ездил в Загорье, вернулся как не своё… парень приблатнённый, нет, блатарёныш… Бредли орудует с камнями и антиквариатом… музейные ценности… в бывшей Империи ещё много плавает… Гошка им для консультации… что у него в лагере погиб сын, знают? Вполне вероятно. Так значит… да, нашли молодого блатаря из угнанных и подсунули, восстановив тандем. Индеец на это пошёл. Зачем? Попробовал бы не согласиться, жить-то хочется. Это элементарно. А Гошка… поверил и принял. Как память о Серёже. И теперь эти двое будут его использовать. Ах, чёрт, до чего же хитры, на сколько ходов вперёд просчитывают.
— Сейчас закипит, — вернулся к столу Бурлаков. — Так, два загорыша я уберу, пирожки… тоже по два. Думаю, до пятницы они в холодильнике долежат.
Михаил Аркадьевич задумчиво кивал, разглядывая фотографии.
— Ну, и до чего додумался? — сел на своё место Бурлаков.
— До многого. Этот парень… Как его зовут? — и удовлетворённо кивнул, увидев смущение, даже растерянность Бурлакова. — Ладно, отложим пока. А какой у парня тюремный стаж ты знаешь?
— Восемь лет, — ответил уже справившийся с собой Бурлаков. — И не тюремный, а лагерный. Ты спросил об имени. Он называет себя Андреем.
— Андрей? Да, точно. У Бредли и Трейси были два пастуха. Индеец и белый. Спальник и лагерник. Так?
Бурлаков кивнул, с искренним интересом наблюдая за другом.
— Лагерника убили в Хэллоуин, а спальник эмигрировал. Душераздирающую историю о сожжении заживо мы получили по нескольким независимым каналам.
— Я помню.
Так, примем смерть лагерника за истину. Тогда это, — Михаил Аркадьевич постучал пальцем по фотографии Андрея, — это подстава. Отыскали подходящего по возрасту и внешним данным, поднатаскали и подсунули. А ты купился, как…
— Как последний лох, — закончил за него фразу Бурлаков. — Это ты ещё не всё знаешь, Мишка.
— Расскажи, буду знать.
— В январе, — со вкусом начал Бурлаков, я съездил в Загорье, поговорил с Эркином и выяснил, что его названый брат, лагерник Андрей… Ничего не путаю?
Михаил Аркадьевич напряжённо кивнул, Бурлаков выдержал интригующую паузу и закончил:
— Это мой Серёжа.
К его удивлению, Михаил Аркадьевич не выдал никакой реакции, только кивнул, принимая к сведению. Бурлаков почувствовал себя задетым.
— Не интересуешься, как?
— Расскажи, — очень спокойно ответил Михаил Аркадьевич.
— Я взял фотографии, все, что получил из архива, ну, ещё набрал, кое-что из сданного на хранение перед эвакуацией уцелело, и попросил Эркина отобрать те, что походи. На его брата. Смотрели Эркин, Женечка, даже Алечка. И отобрали. Мои студенческие, деда, Риммину последнюю, Володьку…
— Кого? — сразу остановил перечисление Михаил Аркадьевич.
— Володьку. Младший брат Риммы. Задира, весёлый нахал. Римма считала его талантливым. Только, — бурлаков невесело усмехнулся, — выяснит, в чём именно его талант, никто не успел. Погиб. Ушёл добровольцем сразу после выпускного и в первом же бою. Как раз похоронку на него получили перед самым отъездом.
— Эти фотографии у тебя?
— Конечно, — Бурлаков легко встал. — Сейчас принесу. Чайник выключи.
Михаил Аркадьевич встал, выключил огонь под чайником, заглянул в заварочный. Ещё на пару чашек хватит, а там заварим свежего… Жаль… самая прочная иллюзия, которую придумываешь сам. Гошка не просто принял чужое враньё и поверил в него, а, похоже, сам его и создал. С того мозгового штурма, Сашка рассказывал, когда предположили, что второй пастух — русский лагерник, Гошка сразу вцепился в гипотезу и решил для себя и окончательно, что это его Серёжа, и дальше уже не думал, а искал подтверждения. Жаль. Жаль Гошку, и, если бы не Бредли с Трейси можно было бы оставить ему эту иллюзию, но… но слишком высоки ставки, чтоб отдать игру шулеру. Игра-то далеко не кончена, новый кон уже вовсю пошёл, да игроки, некоторые, сменились, а Гошка и его комитет ещё нужны, и долго будут нужны.
Вошёл Бурлаков и положил на стол несколько фотографий. — Заварил?
— Там ещё на две чашки, — ответил Михаил Аркадьевич, садясь на своё место. — Ну, давай, я посмотрю.
— Смотри-смотри.
Бурлаков налил себе и Михаилу Аркадьевичу чаю, сел за стол и молча, изредка прихлёбывая обжигающе горячий несладкий чай, смотрел, как в многоцветный яркий пасьянс вкладываются старые, когда-то чёрно-белые, а теперь пожелтевшие и потускневшие фотографии.
— Действительно, — наконец вынужденно признался Михаил Аркадьевич. — Можно увидеть. И что дальше?