Аналогичный мир
Шрифт:
— Нет, я его к ним на перегон поставил. Пасли одни.
— Беру. У тебя там резервация рядом, сильно пощипали?
— Не сунулись.
— Ого! Твой старший там что, половину перестрелял, а остальные струсили?
— Стрельба по цветным теперь опасное занятие, Бредли.
— Туда русские приехали. С переселением. И им стало не до бычков.
— Ловко!
— И ни одного инцидента? Пас. Твой индеец не стакнулся с одноплеменниками?
— Он туда съездил и сам всё уладил. Ни один к стаду
— Ого! С чего это он?
— Ну, никакой расовой солидарности у парня, — рассмеялся Перкинс.
— Ценный раб.
— Джентльмены, — широкоплечий приземистый южанин оторвал от карт очень светлые, почти прозрачные глаза и обвёл пристальным, но несколько усталым взглядом сидящих. — К счастью или к несчастью, оставляю это на ваше усмотрение, но рабов больше нет. И с этим надо считаться.
— Вот как?! Не много ли чести?
— Кому? Мне пришлось уволить старшего ковбоя, он не поладил с пастухами. Перед самым перегоном. И гоню с ними сам.
— Не проще ли было уволить пастухов?
— Нет, — южанин усмехнулся. — Они не давали старшему воровать.
— Вы позволили цветным…
— Я был поставлен перед выбором. Уволить всех четырёх пастухов и сорвать перегон или одного старшего ковбоя и гнать самому. Беру.
— Пас. Но у вас, Бредли, команда сработана. Ваш Фредди держит их как надо.
— Не жалуюсь, — усмехнулся Джонатан. — Сдавать?
— Беру. И всё-таки, Бредли, как вам удалось так подобрать людей?
— Как всё в нашей жизни. Случайно. Они напарники. Я и нанимал их одной командой. И не вмешиваюсь в их дела.
— Имеет смысл. Беру.
Порыв ветра принёс обрывок песни.
— Даже мелодично, — усмехнулся кто-то.
— А многие из них поют, заметили? И неплохо. Беру.
— А уж свищут!
Все рассмеялись.
— Я даже подозреваю, что это система сигналов.
— Ну, это вы чересчур, Роберт. Слишком сложно для цветных.
— Да, в общем, они крайне неразвиты.
— Дон уморительно о них рассказывает. Пас.
— По банку. Я слышал. Действительно, они бывают очень комичны.
— Но совсем дураками я бы их не назвал. Большинство хитры.
— Хитрость не ум. Но попадаются очень сообразительные экземпляры. Двойной банк.
— Выкладывайте.
И взрыв смеха, радостных и негодующих возгласов. Джонатан довольно усмехнулся. Он любил дать выиграть тому, на кого никто не ставил.
— Парни, стадо не упустим?
— Сиди, старшие присмотрят.
— У них своя гульба.
— Вот пусть и прогуляются.
— А то, как к вареву, так они первые, а как к стаду… только мы их и видели.
— Куда присосался, дай и другим глотнуть.
— А чего? Тут и осталось-то…
— Вот и дай.
— Кофе там есть ещё?
— Ни хрена! Всё вылакали.
— Ну, посидели…
— Парень, ты как? Не охрип?
Эркин рассмеялся:
— Не надоело голосить?
— Всё шёпотом, да шёпотом, поголосим хоть теперь.
— А и, правда, никогда в голос не пел.
— Мы на выпасе раз затянули, так нам всыпали…
— Это сейчас?!
— Да нет, до свободы.
— Ну, тогда-то понятно, а сейчас-то чего? Мы своим вот пели.
— Бычкам?
— А что? Мы и до свободы им пели. Они не стучат. Но тоже… надзиратель услышит, так мало не будет.
— Ну, это как всегда. Давай, парень.
— Ага, давай.
— Про любовь? — уточнил Эркин.
— А про что хочешь.
— Про бычков ещё не придумали.
— Ещё петь про них…
— Обойдутся.
— Давай что ли. Подвалим.
Эркин переглянулся с Андреем:
— Начинай.
— Жди, что ли? — удивился Андрей.
Эркин кивнул. Эту песня со странно простыми и рвущими душу словами он раньше никогда не слышал. А Андрей знал её сразу и по-английски, и на русском. И рассказывал, что песня эта русская, и занесли её в лагеря русские пленные, а потом кто-то перевёл и пошла она гулять от барака к бараку.
— Давай её. Только…
— Понятно, — кивнул Андрей и начал: — Жди меня, и я вернусь… только очень жди…
— Жди, когда наводят грусть… жёлтые дожди, — вступил Эркин.
Они вели песню на два голоса, и более низкий и глубокий голос Эркина поддерживал звонкий высокий голос Андрея. Остальные присоединялись, не заглушая их голосов. Многие шевелили губами, запоминая слова.
И когда песня закончилась, ещё несколько секунд посидели и стали вставать.
— Бывайте, парни.
— Хорошо посидели.
— Ты откуда эту песню, ну, последнюю, взял?
— Ага, совсем новая.
— Слышал от одного. Он песен знал… закачаешься.
— По распределителям намотаешься, всего наслушаешься.
— Пошли.
— Ты к стаду?
— Пошли, наши рядом.
— Ага.
— Бывайте, парни.
— Бывайте.
— Воду на утро поставь и варево, я к стаду.
— Охота ноги бить?
— Потянусь заодно.
Они пробирались в темноте через заросли к смутным пятнам лежащих бычков.
— Ладно, нам тут правее.
— Бывайте, парни.
— И ты бывай.
— Заглядывай. Промнём.
— А то на одних потягушках не то.
— Идёт.
Эркин подождал, когда они втроём скроются и затихнут их шаги, и тогда не спеша пошёл к стаду, к еле различимому силуэту, отдалённо напоминавшему сидящего на земле человека. Когда Эркин был в двух шагах, сидящий закурил и по вспышке, осветившей на секунду его лицо, Эркин понял, что не ошибся. Сел рядом.
— Хорошо погуляли? Как надо?