Аналогичный мир
Шрифт:
— Ну, давай так.
Хозяйки сегодня не показывались. Только, когда они уже собирали и укладывали доски и брусья, подошла одна из них.
— На сегодня всё, мэм. — Андрей собрал свой ящик и выпрямился. — Завтра снаружи закончим.
— Хорошо. Большое спасибо, — она улыбалась ласково, а её глаза внимательно шарили по их лицам и одежде. — Вот, возьмите.
Андрей покосился на две тёмно-жёлтые зернистые плитки у неё в руках и посмотрел на Эркина.
— Ты как?
Эркин застегнул рубашку, заправил
— Это в счёт платы, мэм?
— Нет-нет, — она засмеялась. — Это премия. Вы так хорошо работаете.
— Спасибо, мэм.
— Спасибо, — повторил за ним Андрей, забирая свою плитку.
— Скажите, — она так это сказала, что Эркин заинтересованно посмотрел на неё. — Скажите, вам очень нравится, когда вас просят что-то взять?
Её хитрая улыбка и безупречная вежливость вопроса помимо его воли вырвали у него ответ.
— Нет, мэм. Но кто хватает первый кусок, получает и первую оплеуху.
— Оо! Браво! Отлично сказано.
Странно, но её восторг показался ему искренним.
ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ
Лилиан быстро прошла в магазин. Миллисент уже закрыла дверь и подсчитывала кассу.
— Милли.
— Да, Лилли, они ушли?
— Да, я их отпустила. Милли, это невероятно!
— Что именно?
— У индейца рубашка, ты заметила?
— Я заметила, что другая. Ну же, Лилли, не томи.
— Во-первых, она из настоящего крепа, во-вторых, на ней метка «Лукаса», а в-третьих, — Лилли хитро улыбнулась. — Это форменная рубашка Старого Охотничьего Клуба.
Миллисент всплеснула руками.
— Не может быть! «Лукас»… У нас на весь город нет ни одного, кто бы носил вещи от «Лукаса».
— А члены Старого Охотничьего Клуба у нас есть? И чтобы клубную форму заказывали у «Лукаса».
— Невероятно!
— Она чистая, пуговицы подобраны в тон, но не форменные. Поэтому не сразу заметно.
— Кто-то следит за его одеждой.
— Да. Есть ещё детали. Но это потом, Милли.
— Конечно. Но это становится интересным. А белый?
— Как вчера. Он каждый день рубашки не меняет.
— Может, у него просто нет сменных?
Лилиан пожала плечами и устало облокотилась о прилавок.
— Да, я дала им по плитке «зёрнышек».
— И как?
— Взяли, конечно. Но, похоже, они не знают, что это такое.
— Интересно. Индеец — понятно…
— Да, раз уж зашла о нём речь, Милли. У него номер раба, а клейм на спине нет.
— Раб по рождению? Для индейца странно. Но… но для спальника нормально.
— Да. А белый? Он-то должен знать о «зёрнышках». Это же самое дешёвое из лакомств, дешевле ковбойских конфет.
— Похоже, — усмехнулась Миллисент, — у белого тайн и странностей
Миллисент быстро закончила с кассой и убрала деньги.
— Да, кажется, совсем недавно я считала, что ничего интересного для нас уже нет. Что мы всё обо всех и обо всём знаем.
Лилиан засмеялась и обняла сестру.
— Милли, когда не будет интересного, ты его выдумаешь. И знаешь, я тут думала. О русских. Ну, их праздники, вкусы и так далее, нужно расспросить Джен Малик. У неё ещё дочка «недоказанная».
— Да, знаю. Она ведь русская. И очень мила. Кстати, стоит намекнуть ей, что она может заходить к нам с девочкой.
— Кстати, дочка белее матери.
— Ещё одна тайна для меня? — засмеялась Миллисент.
— Специально для тебя, — поддержала шутку Лилиан. — Три задачи сразу лучше, чем по очереди.
— Не лучше, а интереснее, Лилли.
Женя аккуратно разделила плитку на три части. Разлила чай. Алиса хитро исподлобья следила за Эркином, и, поймав этот взгляд, он не склонился над чашкой, а поднес её ко рту. Алиса вздохнула: сослаться на Эркина не удастся — и села прямо. Женя улыбнулась.
Мирное вечернее чаепитие. Эркин сидит, опираясь локтями о стол и держа двумя руками чашку перед лицом. Дышит паром. Но чашка мешает ему видеть Женю, и он, отпив, ставит её на стол.
— Бери «зёрнышки». Ты не пробовал раньше?
— Нет. Там, — он головой показывает куда-то за стены комнаты, и Женя догадывается, что речь идёт о Паласе. — Там такого не было.
— А что было?
— Нуу, шоколад, плитками, конфеты с ликёром, с бренди… — он пожал плечами, припоминая. — Вино с фруктами…
— Вкусно? — заинтересовалась Алиса.
— Не знаю, — смущённо признался он. — Чего-то не пробовал, только видел, а что пробовал… совсем не помню, — и улыбнулся Жене. — Апельсины помню.
— Два больших или три маленьких, — засмеялась Женя. — Я тоже помню. Очень холодные.
Алиса недоумённо посмотрела на них, но быстро переключилась на «зёрнышки» Эркина. Он отщипнул уголок и всё, больше не ест. Она уже потянулась к плитке, но её остановил строгий взгляд матери.
— И перестань её баловать, — не менее строгие слова были обращены к Эркину. — Тебе тоже нужно сладкое.
Как всегда он не стал спорить, только опустил ресницы на секунду и решительно взял свою долю, разломал пополам, половину кинул в рот, а другую подтолкнул Алисе. Только в опущенных глазах, да в силе, с которой он разломал плитку, и проявилось его недовольство. Но Женя столь же решительно повторила его операцию со своей плиткой, правда, ей пришлось взять нож, и «лишнюю» она положила перед Эркином.
— Ты работаешь. Тебе надо сладкое.
— А ты? — вскидывает он на неё глаза. — Ты не работаешь?