Anamnesis morbi. (История болезни)

Светин Александр

— А в кино-то, в кино-то как все красиво выходит… и на воде, и под водой… и в разных позах, и подолгу. А дышать-то как? — хохоча, возмутился Лешка.

— Такой большой, а в кино веришь! Там же монтаж дублей штук двадцать, компьютерная графика… а тут — суровая действительность и законы физики! — с трудом отдышавшись, весело пояснила Настя. — Слушай, давай к берегу поворачивать. Глади, как далеко уплыли.

Лешка оглянулся и присвистнул:

— И правда! Давай грести обратно. А то еще наша сладкая парочка насытится друг другом, нас

не найдет и будет метаться по лесу с воплями… всю округу перебудят.

— Плохо ты Ленку знаешь. Ее заряда еще часа на три хватит. Зато завтра будет дрыхнуть до вечера, — Настя уже взяла курс на далекий огонь факела.

Алексей поплыл рядом. Несмотря на то, что они довольно активно работали руками и ногами, огонек на берегу не увеличивался, так и оставаясь недосягаемой оранжевой звездой. Вода, до этого такая ласковая, вдруг показалась холодной и густой жижей, налипающей на руки и ноги, сковывающей движения, сдавливающей грудь.

Насте стало жутко. Продвигаться вперед в этой тягучей темной массе становилось все труднее, каждое движение теперь стоило неимоверных усилий. И холод… вода ощутимо становилась холоднее с каждой секундой.

«А ведь можем и не доплыть!» — панически подумала девушка и испугалась этой мысли даже больше, чем черной воды.

— A-а, черт! — выругался Лешка и ушел под воду с головой. Тут же вынырнул, хватая воздух перекошенным ртом и совершая в воде какие-то непонятные движения.

— Лешик, ты что? — испуганно спросила его Настя, зависнув в совсем уже ледяной воде.

— С-судорога! Ногу свело! — выдохнул Лешка и опять ушел под воду.

Через несколько долгих секунд вынырнул: в бледном свете луны его лицо казалось совершенно синим и чужим.

Настя в ужасе закричала:

— Палец! Большой палец ноги потяни на себя!

— А я что делаю? — неожиданно спокойно ответил Алексей и вновь погрузился.

На этот раз его не было долго: почти минуту. Настя была уже близка к панике, когда вода рядом с ней вдруг забурлила, и юноша вынырнул, нет, буквально выпрыгнул, со свистом втягивая воздух в опустевшие легкие.

— Не могу… не помогает! Булавку бы… — он забился, тщетно пытаясь удержаться на поверхности и надышаться про запас. Но черная вода вновь поглотила его.

Настя лихорадочно думала. До берега далеко. Булавки, которую можно было бы воткнуть в сведенную мышцу, у нее нет. Лешка сам не справится, это понятно: еще два-три раза вынырнет, а потом — все. Надо срочно что-то делать. Но что? Что она может? Тащить его на себе до берега? Не выйдет, он тяжелее раза в полтора, да еще и бьется так, что утянет обоих. Что же тогда? Что?

Лешка вновь вынырнул. В этот раз он ничего не сказал, видимо, совсем обессилел. Только глотал желанный воздух несколько мгновений, потом тоскливо взглянул на Настю и тихо ушел под воду. Темные волны сыто чавкнули над его макушкой.

Настя, не раздумывая больше, нырнула вслед. Под водой открыла глаза, но разницы не ощутила: тьма стояла кромешная.

Руками пошарила перед собой. Пальцы наткнулись на холодное Лешкино тело, вяло шевелящееся и медленно погружающееся в глубину. Настя быстро перебирала руками по его ногам, пытаясь нащупать сведенную мышцу… ага, вот она! Твердый комок под кожей правой икры. Девушка нырнула глубже, примерилась… и изо всех сил впилась зубами в Лешкину ногу. Во рту появился противный привкус крови, но Настя не останавливалась. Она разжала зубы и вновь укусила подлую сведенную мышцу. Потом еще раз. И еще.

Девушка атаковала отказавшую ногу до тех пор, пока в висках не застучало от недостатка воздуха. Но и тогда, превозмогая нарастающее коварное желание сделать вдох полной грудью прямо здесь, под водой, Настя из последних сил вонзила зубы в ненавистный комок. И он исчез.

Настя схватила безвольного Лешку за волосы и вместе с ним вынырнула. Сделав пару вдохов, она принялась свободной рукой хлестать парня по щекам:

— Дыши! Дыши! Ну дыши же, Лешка!

Он сделал вдох. Потом еще один. И вдруг задышал: жадно, часто, хватая воздух так, словно боялся, что отнимут.

— Плыть можешь? — спросила его Настя.

— М-могу. Ты молодец. С-спасибо! — И неуверенно поплыл к берегу.

Отдышавшись, Настя двинулась за ним. Сзади раздался далекий крик. Девушка прислушалась: крик повторился и сразу же оборвался. Сколько Настя ни вслушивалась в вернувшуюся тишину, никаких звуков, кроме всплесков воды от рук плывущего впереди Лешки, слышно не было. Но в последнем прозвучавшем крике было столько смертельного отчаяния, что можно было не сомневаться: Михаилу тоже приходится несладко. А в том, что кричал именно он, Настя была уверена.

Впереди остановился Лешка:

— Слышала?

— Слышала. Не останавливайся, плыви.

— Это Мишка. Надо бы помочь ему…

— Плыви. Мы ничем ему не поможем. Если сможет, выплывет. А вот мы, если туда сейчас повернем, точно на дно пойдем… как два утюга.

Лешка повисел на месте еще пару секунд, поразмыслил и быстро поплыл к берегу. Настя — за ним. Остаток пути они проделали без приключений, если не считать стремительно холодеющей воды. У самого берега пловцы с изумлением обнаружили тонкую корку льда, покрывающую мелководье. Нещадно ее ломая, молодые люди вышли на берег и без сил упали на теплый, не успевший остыть, песок.

Первой отдышалась Настя. С трудом она встала, едва держась на подгибающихся коленях. Оглянулась. От воды ощутимо веяло холодом. Вспоротый их телами прибрежный лед на глазах затягивал свежие раны: вода стремительно покрывалась прозрачной коркой. Под голубым светом полной луны происходящее выглядело совсем уж фантастично.

Настю затрясло: то ли от холода, то ли от испуга, вернее — от всего вместе. Она попыталась высмотреть в мерцающей ряби озера Михаила, но тщетно. Мелкие волны, бросающие тусклые отблески, мешали разглядеть что-либо среди них.