Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
Наш номер оказался просторным, светлым и с потрясающим видом на давешнюю бухту. Причем вид открывался не просто из окна, а с гигантских размеров балкона, меблированного, будто приличная гостиная.
— О-бал-деть! — констатировал Ванька, плюхаясь в уютное плетеное кресло и забрасывая ноги на перила. — Здесь я буду пить пиво долгими летними вечерами. И мечтать, любуясь на закат…
— А мечтать, видимо, будешь опять же о пиве? — уточнил я, зная узкую направленность его мечтаний.
— Ну разумеется! Что может быть красивей:
— «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…» — процитировал я Высоцкого и, сунув застывшему в немом ожидании белл-бою два евро, отправился разбирать багаж.
— Ой, доктора, красотища-то какая! — в номер впорхнула сияющая Кларочка. — Вы на балкон выходили уже?
— Петрович и ныне там! — кивнул я через плечо в сторону мечтающего о пиве приятеля.
— Мы же с вами соседи, верно? Через стенку. Значит, у вас вид с балкона такой же. Весь поселок как на ладони! А бухта, бухта-то какая славная. И с корабликами! — она стремительно пронеслась мимо меня на террасу.
— Слышь, Палыч! Что ты там говорил, дом Антониди — под скалой в форме головы, верно? — на весь отель поинтересовался Петрович.
— Ну да!
— Так вон она! — голос приятеля победно звенел.
Отшвырнув сумку, я выскочил на балкон.
— Где?!
Ванька молча протянул руку в направлении противоположного берега залива. Я вгляделся.
Поначалу не увидел ничего стоящего. Да, весь берег был буквально утыкан скалами, но все они при некотором напряжении фантазии напоминали что угодно, но никак не голову.
— Левее, левее смотри! На самом мысу! — откорректировал наведение Петрович.
Я послушно перевел взгляд. И замер, вцепившись в перила: издалека на меня пристально смотрела пустыми пещерами-глазницами огромная каменная голова. Одинокая скала, стоящая особняком, и в самом деле невероятно, до жути напоминала голову древнего исполина, давным-давно зарытого неведомыми врагами по шею в землю, да так и оставленного на века.
А под его окаменевшей головой, в аккурат перед скривившимися в вечном крике губами, стоял дом. Даже отсюда было видно, какой он старый… Дом Антониди.
Глава 2
9 августа, 15.15, Нероград,
отделение реанимации
— Не-ет! Не надо! Мишенька, миленький, не стреляй!
Но он не слышал… Или, скорее, не хотел слышать Вику. С нехорошей улыбкой муж тронул указательным пальцем спусковой крючок большого черного пистолета, направленного точно в грудь Пашки.
А тот стоял, растерянно опустив руки, и даже не пытался уйти от неминуемой смерти. В глазах его плескалось недоумение и какая-то совсем детская обида… а вот страха не было.
— Ничего личного, коллега, ничего личного! Исключительно в интересах дела. Уж извините, но живым вы меня больше не устраиваете…
Выстрел прозвучал оглушительно. От грохота с потолка странной темной комнаты посыпались какие-то камни. Пытаясь защититься от них, Светин прикрыл голову руками и пригнулся. Живой?! Слава богу, живой!
А вот Михаил рухнул на каменные плиты. Неловко так, лицом вниз. И тут же по серому граниту пола из-под его головы расплылась темная лужа. От которой в холодный и спертый воздух комнаты неторопливо заструился пар.
— Мишка! Пашка! Да что же вы делаете, дураки! Зачем это, зачем?! — причитала Вика, упав на колени и пытаясь приподнять мужа.
Наконец это ей удалось. Уцепившись обеими руками за плечо Михаила, она изо всех сил рванула тяжелое неподатливое тело на себя и перевернула его лицом вверх…
Но лица не увидела. Вместо него зияла дыра, сквозь которую Вика с ужасом разглядела свет от валяющегося на полу факела.
— Как же неправильно все… — устало прошептал незнакомый голос позади, — не хочу больше…
В навалившемся оцепенении Вика медленно повернула голову. И проснулась…
— Ты кричала во сне! — сообщил ей муж.
Живой и здоровый, он сосредоточенно чистил апельсин. Парочка фруктов, уже лишенных кожи, красовались на прикроватной тумбочке.
Вика слабо улыбнулась:
— Кошмар приснился. Да не надо столько чистить, не съем все равно.
— Жена, ты — законченная эгоистка! — возмутился Боровой. — С чего ты взяла, что все это великолепие предназначено только тебе? На правах гостя я вправе рассчитывать на угощение! — И демонстративно забросил в рот две дольки.
— Объедаешь несчастную больную? — борясь с подкатывающим удушьем, пристыдила мужа Вика.
— Ну, голубушка! С «больной» я еще могу согласиться. А вот с «несчастной» — ни за что! Даже под пыткой. Ты же имеешь огромное, нечеловеческое просто счастье — обладать таким замечательным мужем. Заботливым, неприхотливым и щедрым! — закончил он мысль, доедая второй апельсин.
Не удержавшись, Вика захохотала. И тут же задохнулась, зашлась кашлем.
— Вот, дыши, Викуля. Прости, я опять забыл, что тебе трудно пока смеяться! — извиняющимся тоном сказал Михаил, пристраивая к ее лицу кислородную маску.
Судорожно глотая прохладный газ, Вика замотала головой:
— Если я еще и смеяться не буду, я просто помру. От скуки, — борясь с мерзким кашлем, возразила она.
— Типун тебе на язык! Коллеги тебя подлечат, и будешь как огурчик! — строго прикрикнул на нее муж.
— Ага… Такая же зеленая и в пупырышках, — женщина грустно усмехнулась и покачала головой. — Мишка, я, конечно, не врач, но кое-что понимаю. ЭТО не лечится.
— Фигня, — безапелляционно заявил Боровой. — Лечится. Это кто же тебе сказал такую чушь?