Анания и Сапфира
Шрифт:
— Так когда мы с мужем встретимся с Кефасом?
— Я скажу ему, — ответил Иов. — Подойди к нам завтра, и получишь ответ.
— Хорошо, — сказала Сапфира и попрощалась с сектантами.
Анания был потрясен, когда жена сообщила ему, что для вступления в общину Кефаса им нужно расстаться со всем своим имуществом.
— А где же мы будем жить и растить детей? — спросил плотник.
— У них большой дом, и всё в нем общее.
Анания молча пожал плечами.
— Быть может, — продолжала Сапфира, — лучше жить в одной большой, дружной семье, где и помогут, и посоветуют. А волшебник Кефас излечит меня от бесплодия…
— Хорошо,
На следующий день возле культового сооружения из христиан [2] крутился один Иов. Супруги подошли к нему и поздоровались.
— Мир и вам! — молвил в ответ проповедник. — Я обо всём с Кефасом договорился, и он вас ждет.
— А где Иеремия? — спросила Сапфира.
— Он занят. Но не беспокойтесь, я сам отведу вас к князю апостолов.
— Это далеко? — полюбопытствовал Анания.
2
сектанты в то время еще не догадались именовать себя христианами, но мы уже будем их так называть
— Да, — ответил Иов, — однако путь к Истине еще длиннее.
Но Иерусалим — небольшой городишко, и пока супруги пытались постичь смысл последней фразы Иова, путь их завершился и спутники оказались перед ветхим трехэтажным зданием, обнесенным довольно высоким забором. Иов постучал в ворота, и в смотровом окошке калитки показалась перекошенная физиономия пожилого привратника Товии.
— Пусти, их ждет Кефас.
— Ладно, — поморщился Товия, не любивший отпирать калитку.
Гости и Иов вошли и осмотрелись. Во дворе какой-то верующий стоял на одной ноге на врытом в землю столбе. И так как этот столб был довольно высок, Анании такое занятие показалось небезопасным.
— Чего ради он там стоит? — спросил плотник у Иова.
— Кто? А, Иосиф! Его на днях сильно искушал Сатана, даже послал за ним роскошную колесницу — приезжай, мол, ко мне в преисподнюю. Иосиф уже ступил в нее одной ногой и только тогда догадался обратиться с молитвою к Господу нашему. И колесница растаяла в воздухе, а Иосиф рассказал обо всем Кефасу. Тот и наложил на него епитимью.
Иов с сочувствием посмотрел на балансирующего страдальца и добавил:
— Молчать бы ему, дураку, мало ли что привидится, ан нет, взял да и ляпнул…
Спутники вошли в дом и стали подниматься по лестнице. Шедший впереди проповедник оглянулся и предупредил супругов:
— Осторожно, здесь ступенька коварная. На ней постоянно Дьявол искушает.
Анания нагнулся и осмотрел неисправность.
— Ее легко починить, — сказал он и помог жене переступить через «ловушку Дьявола».
Наконец, они поднялись на верхний, третий этаж, и Иов робко постучал в дверь опочивальни Петра. Приглашения войти не последовало.
— Он же должен быть там, — удивился Иов и постучал сильнее.
— Кого еще Сатана принес? — раздался из-за двери злобный, скрипучий голос.
— Рабби, это Иов. Я привел к тебе Ананию и Сапфиру, признавших Спасителя.
Петр снова молчал.
— Рабби, я тебе о них говорил!
— Ладно, входите, — послышалось из опочивальни.
Иов открыл дверь и пропустил вперед супругов.
В Эрмитаже висит картина Эль Греко
У апостола кроткий и добродетельный взор, открытый и высокий лоб, красивый, «благородный» нос; крепко сжатые губы свидетельствуют о большом жизненном опыте и великой мудрости Петра. Его ухоженные, прекрасной формы усы и борода будто скопированы с испанского гранда (что, конечно, так и было). Весь облик апостола говорит нам о его доброте, честности, порядочности, глубоком уме и обширных знаниях, и не заметно ни тени гордыни, алчности, злобы. Устремленный куда — то в сторону и вниз взгляд Петра задумчив и грустен: очевидно, что князь апостолов размышляет о нелегких судьбах человеческих, скорбит о наших грехах и сокрушается, видя непобедимую мощь Сатаны.
Святой человек, да и только!
До Караваджо все европейские живописцы приукрашивали положительных, с точки зрения Библии, персонажей христианской истории. Дело в том, что все картины на эту тему писались по заказам Церкви. Конечно, крупнейший феодал был самым ненадежным, придирчивым и скаредным партнером, какого только можно себе представить, но художникам приходилось с ним связываться. Церковь имела много денег и нуждалась в произведениях искусства — с их помощью католики хотели усилить свое влияние, что было особенно важно в период Реформации. Известно, правда, много случаев, когда живописцы, даже великие, годами ждали оплаты своего труда. Но обычно священники, скрепя сердце и скрипя зубами, всё же платили художникам и скульпторам. Иначе бы батюшкам пришлось самим украшать храмы, и абстракционизм возник бы ещё в то далекое время.
Кто платит (или обещает заплатить), тот и заказывает музыку (и многое другое). Художники старались изо всех сил, чтобы угодить работодателям, нарисовать Христа и Петра покрасивее, а Иуду — поуродливее. И когда основоположник реалистического направления в живописи Караваджо изобразил богоматерь и святых ничем не отличающимися от «простых» людей (то есть честных тружеников), церковники буйно возмутились и не выкупили картины. Не понравился им реализм Караваджо.
Восхищаясь гением и творческим подвигом этого итальянского художника, усомнимся в правильности его подхода к изображению столпов христианства. Их, по нашему мнению, не следует срисовывать с крестьян и крестьянок. Земледельцы не сделали живописцам ничего плохого.
Итак, Анания, Сапфира и Иов вошли в опочивальню Петра. За столом сидел и читал какой-то свиток мужчина лет сорока. Он поднял голову и повернул к посетителям свое желтое, заплывшее жиром и покрытое мелкими ямками лицо. Его небольшие красноватые глазки, один из которых косил, смотрели неприветливо, а под ними располагались темно-фиолетовые полукружья. Одно ухо у мужчины было нормальным, другое, однако, сильно оттопыривалось. Мясистая нижняя губа безжизненно свисала, а нос хозяина опочивальни украшала крупная бородавка, из которой топорщилось несколько волосков. Росли волосы и из ушей этого мужчины. Его взъерошенную шевелюру уже немного тронула седина, но в редкой бороденке серебряных нитей пока не было.